ничего. – Мишка сейчас подъедет.
– Э…
– Трусиха. Мать тебе по шее даст, на этом всё и успокоится. Иван Никанорыч сообщил, что настолько своевольная невестка ему не нужна. Так что собирайся.
Да? Ну ладно, как скажете.
Влезать в Веркино старье не хотелось, поэтом к красному «мерсу», ждавшему у ступенек дома, вышла, в чем была: в халате. Впрочем, Мишка, очередной шкафообразный «товарищ», бритый наголо, как «бойцы девяностых», к моим маскарадам был привычный: открыл дверь мне, потом уселся за руль. Ехали молча. А о чем еще говорить с такой обалдуйкой, как я?
Высокий трехэтажный дом из белого кирпича, высоким железным забором вокруг и автоматическими воротами встретил беглянку с обычным своим достоинством. А говорят, у домов души не бывает. Чушь. Наш точно настоящий аристократ в сотом поколении.
Мать отделалась уже привычными стенаниями на тему непутевой дочери: ей, вишь, женихов старательно подсовывают, не скупятся, один краше другого, а она, обормотка, сбегает каждый раз, не понимает своего счастья. Я делала вид, что слушаю, а сама мечтала поскорей до своей комнаты добраться да выспаться нормально.
Моя любимая кроватка из дуба с новеньким матрасом и цветастым покрывалом радостно раскрыла объятия. Ура, да здравствует крепкий и здоровый сон!
Проснувшись, посмотрела на часы, немного подумала и начала собираться. Отчим должен был уехать в театр с минуты на минуту, а нам надо было немного пообщаться до его отъезда.
– Выспалась? – сидевший в просторном светлом кабинете отчим смотрел с насмешкой.
Я только вздохнула. И выспалась, и в себя пришла, и даже накраситься успела.
– Сегодня поедешь со мной. Я нового режиссера нанял. Познакомишься с будущим начальством.
Упс. Я со старым только недавно сработалась. А тут новый. Ладно, как скажете.
Шерстяное платье чуть ниже колена сверху, на колготки, сапоги с высоким голенищем, шуба из норки, шапка из того же животного. Вот она я. Любите и жалуйте. Симпатичная худощавая блондинка с ярко-зелеными глазами, красными губками бантиком, прямым носиком и высоким лбом. Каждый, кто увидит, влюбится.
Охранник отчима, «шкафчик» Валера, услужливо открыл двери «лексуса». Через несколько минут мы уже заходили в одно из зданий. Сейчас поднимемся на второй этаж, найдем этого режиссера…
– Пап…
– Слышу.
Действительно, крики, шум и ругань, доносившиеся сверху, только глухой не услышал бы. Кого там убивают? И где потом труп прятать?
– Сан Саныч, это невозможно! Работнички, чтоб их! – нам навстречу, на лестничный пролет, стремительно сбежал вниз высокий худощавый мужчина с черными как смоль волосами, полными чувственными губами и горящими синими огнями глазами. Ой, мамочки…
– Надя, знакомься, – чуть иронично улыбнувшись, повернулся ко мне отчим. – Это и есть наш новый режиссер, Антон Михайлович Порошин.
Ага, угу… Ой, глазки какие… Что там «папочка» насчет свадьбы твердил все это время? Уже хочу! Антоша… А имя-то какое… «Я летаю. Я в раю».
Со стороны мы, наверное, отлично смотрелись, на контрасте: он – брюнет, я – блондинка, он выше меня, шире в плечах, у меня глаза зеленые, у него – синие.