Неизбежное. Павел Волчик

ясь разглядеть крохотные планеты, намазанные по краям солнечным маслом.

      Новая звезда! Так близко?

      Оно раздулось, потом сжалось в комок; захлюпало песню, которую сочинило где-то у созвездия Душистого Эллипса.

      Большой кусок слизи оторвался от складки мембраны – Нечто принялось играть с ним.

      Наигравшись, Оно разогналось.

      Скользить по лучам куда веселее, чем тащиться по рыхлой темноте.

      С какой-то планеты донёсся странный запах. Живое. Там есть живое.

      Значит, Нечто должно отправиться туда…

      Жилин с трудом открыл воспалённые глаза. В голове выл ветер.

      Сначала он подумал, что вернулась гравитация: конечности налились тяжестью, а сердце ухало так, словно доживало последние дни.

      Капитан даже успел испугаться, что космическая станция каким-то образом сошла с орбиты, вошла в атмосферу и теперь несётся в смертельные объятия Земли.

      Он заставил себя протянуть руку, и шторка на иллюминаторе сдвинулась вверх. Свет озарил крохотную каюту, в которой он спал, пристёгнутый ремнями безопасности.

      Жилин увидел знакомый пейзаж: поверхность голубого шара, облепленного белой ватой облаков, огромный блик рассветного солнца, отражающегося в зеркале океана, край энергетического модуля с батареями, частично загораживающий прекрасный вид.

      Всё на своих местах. Они с экипажем никуда не падают.

      Никаких перегрузок – тем более странной казалась эта утренняя усталость. Ровно неделю назад он отметил с командой своё сорокалетие, и по этому поводу с Земли заранее доставили сублимированные тортики. Но хотя капитан и разменял пятый десяток, чувствовал он себя гораздо моложе и верить в то, что это возрастные изменения, не желал.

      Накануне он специально ввёл ранний отбой, чтобы экипаж мог выспаться, а в рацион велел добавить больше продуктов с содержанием витаминов и полезных микроэлементов. Умеренные физические тренировки и так были обязательной частью жизни космонавтов на борту. И никто в экипаже не пропускал их, зная, как тяжело бывает вернуться домой после невесомости.

      Уже неделю космонавты чувствовали необыкновенный упадок сил. Некоторые тщательно скрывали это, но капитан замечал и медлительность, и рассеянность, и зевки в руку, и круги под глазами.

      Сначала Жилин решил, что члены экипажа просто-напросто нарушают распорядок дня. Кому не хочется лишний час пообщаться с семьёй или посмотреть новый блокбастер в личной каюте? В глубине космоса, когда от смертельного холода, вакуума и темноты тебя отделяют только стены корабля, тоска по дому особенно сильна, страх и одиночество чувствуют даже крепкие люди.

      Однако версия о нарушении распорядка оказалась неверной. Скоро команда сама обратилась к нему с просьбой увеличить продолжительность сна: все были вымотаны донельзя. Он дал добро.

      Капитан потёр ладонями лицо в тщетной попытке проснуться. Нужно отправить доклад на Землю. Как же не хочется…

      Он попробовал себя развеселить. Вспомнил китаянку Джи Мэй, единственную женщину на борту. Каждый раз она умудрялась произнести его имя – Константин – на разный манер. «Косятинин», «Касатин», «Котятин». Ещё её смешит русская речь, особенно слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Джи – единственная, кого усталость, кажется, не коснулась. Смех у неё заразительный: брови взлетают вверх и на глазах выступают слёзы. Когда хохочет, она машет руками в невесомости, как колибри крылышками. На борту шутят, что благодаря Джи Мэй на станции всегда хорошо с притоком свежего воздуха.