ее аромат и ощущая прикосновение лепестков к щеке. Они были столь нежны… будто поцелуи. По крайней мере, в ее воображении. Она опустила руки на стебель и коснулась кончиком пальца одного из шипов. Ощущение ей нравилось: оно напоминало о том, что нечто опасное также могло быть красивым и любимым.
Но теперь она не могла не замечать своих кистей: вены на внутренней части запястий приобрели темно-зеленый оттенок. Она осознавала, что то же происходило и с венами, спускающимися по ее лицу к шее, паутинкой разбегающимися по ее щекам. Это не прекратится, пока она не умерит наиболее сильные из своих эмоций.
Когда-то все они были неразлучны: Соруш, Ло-ле́, Сорэйя и Рамин, частенько приглядывавший за остальными тремя. Ло-ле́ и Рамин были единственными, кто знал о проклятии Сорэйи, не считая ее семьи. Они узнали о нем случайно, но Сорэйя была этому рада: иначе она могла бы и не обзавестись друзьями. Когда они были детьми, все представлялось простым. Таминэ волновалась, но Сорэйя доказала, что может быть очень осторожной и никого не трогать. Ло-ле́ же всегда была очень послушной. Соруш был рядом, не позволяя случиться дурному. И некоторое время ничего дурного и правда не происходило.
Но затем шах умер, и хоть его вдова и исполняла роль регента, но Соруш в одночасье оказался под более пристальным вниманием. Их мать мягко объяснила им, что теперь у них нет столько времени на игры. Однако по прошествии нескольких лет Сорэйя догадалась, какова была истинная причина того, что она больше не виделась со своим братом: их семье следовало беречь репутацию, а она была отродьем Разрушителя. Если бы о проклятии Сорэйи стало широко известно, это могло бы натолкнуть бозоргана на мысль о том, что Разрушитель мог приложить руку ко всему их семейству. Люди потеряли бы веру в шаха и его династию, свергли бы их.
Ло-ле́… сколько же прошло времени с тех пор, как они в последний раз разговаривали? Три, четыре года? Они старались видеться, даже когда потеряли Соруша. Раньше им удавалось улучать время на свои детские забавы, вместе играть и делиться миндалем в глазури. Однако двум молодым девушкам найти возможность для встречи было намного труднее. И то, что одна из них стремительно погружалась в придворный мир, в то время как другой дорога в него навсегда закрыта, лишь осложняло и без того трудную ситуацию. С каждым годом они все больше и больше отдалялись друг от друга, проводя все меньше времени вместе. Редкие встречи лишь усиливали неловкость от осознания разницы в образе жизни. Разницы, которая никуда уже не денется. Весенняя пора пятнадцатилетия Сорэйи ознаменовала первый год, в который им с Ло-ле́ предстояло ни разу не встретиться. Она этому ничуть не удивилась: Ло-ле́ была частью того же мира, что и Соруш. Мира света, а не темноты. Она принадлежала к внешнему миру, а не к миру узких потайных ходов.
Сорэйя наклонилась и зарылась в землю руками, создавая дом для своей новой розы. Уголком глаза она видела жука, по-прежнему трудолюбиво пробиравшегося через сад. Сорэйя проследила за этим маленьким нарушителем, вторгшимся в ее убежище. И тут она протянула к нему руку и коснулась кончиком пальца