зубов Севастьяна, готового стереть их на нет от горя и злобы. Это было единственное, что нарушало ночную тишину, потому как Заворотнюк под утро в конце концов свалил голову набок и притих в ожидании своей участи.
На рассвете Севастьян развязал пленённого и повёл его к болоту.
– Чего надумал? – тревожно спросил Заворотнюк.
– Косынку мамы подобрать хочу, вот и поможешь.
Подошли к краю болота. Заворотнюк принялся показывать расстановку вех, пояснял о створах меж ними, как ловчее и без опаски добраться до места гибели предков молодого охотника.
– Вот и шагай, как знаешь, а я за тобой, – бросил Севастьян. – Знай, кинешься спешить, а то и бежать, в спину пулю пущу.
Заворотнюк ступил в жижу и захлюпал ногами по топи, ступал уверенно, словно это была не опасная трясина, а лесная звериная тропа. Севастьян брёл следом с палкой в руках, держа заряженное ружьё на изготовку. Ствол дышал в затылок ненавистному человеку, желание было нажать на спуск, сдерживался.
Достигнув кочки, на которой лежала брошенная матерью косынка, Севастьян кратко, но жёстко приказал:
– Доставай!
– Так утопнуть могу, затянет. Говорил же, яма здесь. Палкой попробуй достать, может, дотянешься, так ловчее получится.
– Ползи, говорю, завязнешь, вытащу, не достанешь косынку, пристрелю как псину бешеную!
– Не брешешь, вытащишь, если что?
– Ты же видишь, палку в руке держу, подам.
Деваться некуда, Заворотнюк несмело, а принудительно ступил три шага к кочке, на четвёртом ноги полностью ушли в жижу, спешно и судорожно дотянулся и, схватив косынку, повернулся к Севастьяну. Севастьян, дотянувшись, выхватил платок, ружьё повесил на плечо, разгладил косынку, глядя на неё через выступившие на глазах слёзы, аккуратно свернул и положил во внутренний карман куртки. Тем временем Заворотнюк осел по пояс, его охватил ужас, и он взмолился о помощи.
– Помоги, Севастьян, подай палку.
– Я передумал, – сорвавшимся от злобы голосом бросил Севастьян и направился прочь.
Заворотнюк осел глубже – засосало по грудь, и его охватил ужас, жуткий, холодный, как весенняя вода, только что освободившаяся ото льда.
– Севастьян, ты же обещал!! – кричал Заворотнюк, неимоверно цепляясь за кочку, но она издевательски колебалась, похоже, прощалась с ним.
Севастьян отошёл на несколько саженей, не оборачиваясь, он слышал истошный вопль утопающего. Раздавалось неоднократное: «Помоги!!!» и последнее, что можно было разобрать из захлебнувшейся гортани: «Спа!..» – и всё стихло. Тишина воцарилась над болотом, вроде минутами назад здесь ничего не произошло, никто не ходил по болоту, не издавал звуков.
Безмолвие зловонных испарений больше не донимало Севастьяна, он выбрался на сушу. Прежде чем войти в зимовье, взял в руки лопату, стоявшую под навесом у входа, поодаль выкопал яму и зарыл в неё мёртвого Норда, утоптал землю и припорошил прошлогодней листвой и мхом,