Пасхи – Воскресения Христа, люди, большинство из которых никогда в своей жизни не лицезрели живого царя, с благоговением устремили свои взоры на парадный вход, словно перед ними вот-вот должен был явиться с нимбом над головой сам Господь Бог.
Дворцовые куранты мелодично отбили два часа. При последнем ударе резко распахнулись створки золоченных парадных дверей, и в залитый солнцем зал вошел невзрачного вида офицер, одетый по-походному в защитного цвета и грубого солдатского сукна гимнастерку с полковничьими погонами, такого же цвета брюки и простые хромовые сапоги. На его узкой груди сверкал темно-красной эмалью обведенный черной каймой маленький крест ордена Святого Владимира на ленте таких же цветов. Лишь по излишней суете церемониймейстера, да появлению торжественно шествующего вслед за офицером гофмейстера Бенкендорфа в сопровождении двух лейб-казаков, несущих огромные корзины с пасхальными подарками, можно было догадаться, что в зал вошел сам государь император.
От умиления, что царь всем своим видом как бы воплощал простоту и отсутствие преград между ним и православным воинством, у Аристарха выступили на глазах слезы. Было видно, что это – искреннее желание помазанника Божьего подчеркнуть почти семейный, домашний характер церемонии по случаю такого человечного, радостного праздника Пасхи.
Аристарх краем глаза заметил, как смахнул набежавшую слезу умиления Головнин, как зашмыгал носом прапорщик…
Неторопливо, размеренным и четким военным шагом император вышел на середину зала. Сзади него выстроилась многочисленная свита, состоящая из камер-пажей, камер-юнкеров, свитских офицеров и генералов. Царь стал почти напротив Аристарха, и тот с удивлением заметил в его коротко подстриженных волосах седину. Было видно, что, несмотря на праздничный день, синие глаза императора излучали не пасхальную радость, а вселенскую печаль. Но, как только он вдохнул в себя воздух, чтобы произнести святые для всех православных слова пасхального приветствия, его глаза заискрились, засветились добрым, всепрощающим светом.
– Христос Воскресе! – громким, радостным голосом возвестил он.
– Воистину Воскресе! – прогремел под высокими сводами зала по-военному четкий и восторженный хор голосов.
– Наверное, государь со свиты своей христосоваться начнет, – восторженно глядя на царя, прошептал подполковник, – до нас нескоро очередь дойдет…
Но император, вопреки предположению Головнина, почему-то сразу же направился к флангу разношерстного строя военных, где стояли выздоравливающие нижние чины гвардии.
– Государь потому начал с левого фланга, что жалеет раненых, наверное, думает, что нам еще нелегко выдержать в строю всю церемонию, – снова высказал свое предположение неугомонный подполковник.
Христосование проходило быстро и споро, и вскоре четким строевым шагом к императору подошел Головнин.
– Христос Воскресе! – сказал царь, пытливым взглядом взглянул в глаза офицеру.
– Воистину