крупозным воспалением легких я был оставлен братом в переполненной городской больнице Одессы. Красная армия вновь оставляла город, в который входили французские войска Антанты. А потом все было как в кино. В течение нескольких дней, периодически приходя в сознание, я видел сначала то, как французы выволакивали из постелей больных людей, всего лишь заподозренных в сочувствии к революционерам, а через какой-то отрезок времени уже офицеры Добровольческой армии генерала Деникина искали среди больных раненых красноармейцев… Помню, как один из них остановился у моей постели и долго меня разглядывал. Чудом оказавшийся рядом доктор сообщил офицеру, что это палата для тифозных больных, и тот поспешно ее покинул. Это вмешательство доктора в очередной раз спасло мне жизнь.
– Павел Анатольевич, а вы православный?
– Чем вызван твой интерес, если не секрет? – уточнил у курсанта Судоплатов.
– Так получается, что в начавшейся кровавой мясорубке Гражданской войны не иначе как нечто уже оберегало вас для совершения каких-то иных, а главное, более важных дел.
– Возможно, что вы и правы. Тогда я об этом как-то не думал. Меня в годовалом возрасте окрестили вместе со старшим братом на День святых Кирилла и Павла. Начальное образование включало тогда в себя изучение Ветхого и Нового Завета, а также основ русского языка по той причине, что в царское время преподавание украинского языка в школах запрещалось. Но так как наш священник был украинцем, а я часто играл с его детьми и посещал дом, где и научился говорить на украинском языке. Однако же вернемся к событиям, которые в очередной раз перевернули Одессу.
Когда порт покинул последний пароход интервентов, в городе неожиданно появились партизаны атамана Григорьева. В качестве трофеев им достался бронепоезд и пару танков, которые не успели вывезти французы, плюс ангары, наполненные обмундированием, и склады с продуктами питания. В это время я, уже выписанный из больницы, принимал участие в уличных боях на стороне этих самых партизан, подносил им патроны, перевязывал раненых, а потом, когда сопротивление белых офицеров было сломлено, то помогал тем, что выискивал прятавшихся по подвалам белогвардейцев и выдавал места их нахождения. Поверишь ли, нюх во мне вдруг какой-то проснулся, мог по походке определить белого офицера… Но потом увидел и то, как отряды того же Григорьева начали жуткие по своему насилию еврейские погромы…
Разбившись на группы, «партизаны» Григорьева грабили еврейские магазины, на дверях которых накануне кто-то нарисовал красные кресты. Грабили основательно, у каждой группы была своя телега. Тех из хозяев, которые попытались воспротивиться, убивали на месте. Потом поднимались в жилую часть, где уже грабили семейные ценности и насиловали юных девушек и молодых женщин.
Здесь же на улице, покрытой, как снегом, пухом вспоротых подушек и перин, можно было увидеть странную процессию: несколько десятков человек с портретами царя и иконами, но при этом с красными бантами на груди, сопровождаемые беспризорниками, шли по улице,