голову на колени, это – э т о, которое пытается безуспешно убежать от женщины, которая орет, но она всё время кричит и нет сил, чтобы бежать её – только слушать каждый день.
Настоящее
Жила-была девочка. Сначала она была маленькая и «ничего», потом превратилась в огромную свино-говяжью тушу (говяжью, потому что с грустными глазами). Однажды она устала. Очень сильно устала и продолжала уставать и всё множить и множить вокруг себя проблемы всем: мужу, родителям, девочкам на работе. А потом заболела. Всем хотелось, чтобы она пришла и все разгребла. А на второй неделе болезни с переходом на третью она лежала на сломанном диване под пенопластовыми квадратиками потолка, в куче пледов, в кошке, в одеяле. В миллионе мягких игрушек, использующихся вместо подушек, в наволочках с дырками на рыхлых подушках, на единственном комплекте постельного белья. Лежала, охала и стонала, орала, хватала мужа за руки и просила «можно мне выйти?», «если самой нельзя, помоги мне выйти!», «мне надо выйти!». Давай я пойду спать в ванную, я чудовище, мне больно. Не спи, мне страшно, давай дышать вместе.
На следующее утро она поняла, что не может разговаривать, и нужно срочно бежать. А остальную половину той страшной ночи она думала над разговором с работодателем, который разорвет на ней цепь и вместе с мясом она останется где-то там, на месте работы.
Девочка искала человека за деньги, который мог бы ей помочь, удалить тревожную и тоскливую жабу у неё в груди и сердце. Раньше попытки не были такими удачными, но теперь человек нашелся. Он понял, он сказал, что девочка «не сумасшедшая», что нужно ей помочь и не тянуть всю тяжесть на себе. Выписал рецептов, надавал таблеток, отпустил домой лечиться. Дома паника трансформировалась в плаксивость и истеричность. Смотря на себя со стороны после очередных слезных возлияний, она иронизировала над собой и ненавидела себя. А потом уставала. А потом опять плакала. И вот вместе с человеком они договорились «упаковаться» в больницу.
У девочки ничего никогда не получалось с первого раза. Она не смогла сделать заграничный паспорт вовремя, не купила нужную машину, не вышла замуж. Теперь при температуре 37,2 её не положили в больницу. Пока девочка дожидалась таблеток, она рассматривала всё вокруг, не понимая, почему все так криво слеплено? Как будто высохшая плохая поделка из пластилина держится на памяти пальцев. Над голубой колонной с полурастительным орнаментом висел сине-красно-желтый геометричный витраж со змеей и кубком, а на нем стрелочные часы с надписью «Роллтон». Наверное, это был какой-то постмодернистский жест, но девочка не поняла. В холле стояли разномастные голубые (видимо, под колонну) сиденья с металлическими ручками. На них «поступающие» складывали вещи и садились сами, ожидая своей очереди на то, чтобы сдать «биоматериал на пцр», померять давление и температуру, подписать согласие на медицинское вмешательство.
Когда градусник от тела девочки показал 37,2, она первым делом пролила скупую свинскую слезу, смотрела на всех