Я много думал об этом, но каждый раз приходил к одному и тому же выводу – во всем виноват я сам. Это грызет меня изнутри, и хочется биться головой о стену, пока все мысли не вылетят из нее. Так вот, пока я прыгал, Колин улыбался одной из своих очаровательных улыбок. Он смеялся, и вдруг клетка накренилась. Видели бы вы его лицо в этот момент. Он будто просил меня, чтобы я двигался быстрее и спас его. Я не успел. Я ухватил его за носочек, но он соскользнул с его крошечной ножки чрезвычайно быстро. Носочек остался у меня в руке, а Колин упал вместе со своей клеткой, – слезы душили старика. Они лились по его щекам, словно тысяча мелких рек. Я хотел бы его остановить, но не смог. В тот момент во мне и самом что-то противно щелкнуло. Тем временем, старик продолжал:
– Я стоял у окна и смотрел, как клетка срывается и он падает. Ничего не мог сделать. И знаете, что мне снится каждый день? Его улыбка перед падением. Его смех. Он жив до того самого момента, пока клетка не падает. А что я… Я прикован к месту, и не могу встать на эти свои чертовы ноги, – старик показал сухим пальцем на инвалидную коляску, в которой сидел, – как и сейчас. Впрочем, на этом все… Как вас там?
– Михаил.
– Да, Михаил. Простите, но вам нужно идти. Наше время подошло к концу, увы. Если вы еще захотите связаться со мной, благо есть телефоны, вот вам моя карточка.
Он протянул мне картонку, на которой разборчивым почерком было написано его имя и телефон. Резкая смена настроения старика привела меня в недоумение, но уходил я полностью расстроенный. Еще никогда я не был так разбит. Пока я шел по длинному, замысловатому, украшенному картинами коридору, я видел перед собой лицо старика. Когда я собирался уже выходить, почти стоял в дверях, ко мне подошла молодая девушка (сиделка, вероятнее всего) и спросила:
– Могу ли я задать вам вопрос о вашем разговоре с Альбертом? – только этого не хватало! Теперь меня еще и спросят – как это я довел бедного старика до истерики? И как только это она так быстро все узнала!
– Да, разумеется, – ответил я, стараясь отвести взгляд. Она печально улыбнулась и посмотрела мне в глаза с каким-то сожалением, затем спросила:
– Он рассказывал вам историю про Колина или про Генри?
Я удивился. Сколько же еще тайн хранит этот сукин сын?
– Он говорил мне про своего брата, – мой голос отдавал металлом.
– Я знаю, – настойчиво сказала она. – Так про кого из них?
– Про Колина. Но Альберт не говорил про второго своего брата, насколько я помню, он даже не упоминал, что у него есть второй брат.
Возникла совершенно идиотская пауза.
– Мне очень жаль. У Альберта никогда не было ни одного брата. Он вырос в семье один. Вы должны понимать, что его история это не более чем выдумка старика, страдающего недостаточным вниманием со стороны окружающих.
– Что? Быть такого не может! – я был искренне удивлен, – он рыдал прямо при мне и вытирал слезы носовым платком!
– То же самое он