Когда он предложил завести другого кота, она посмотрела на него в ужасе, как на последнего предателя. Предложение Джона проконсультироваться у врача было встречено еще хуже, хотя даже он видел, что у нее самая настоящая депрессия.
Аманда практически ничего не ела. Она не могла спать, хотя для того, чтобы встать с постели, ей требовалось все больше и больше времени. Но даже встав, она не одевалась, а просто перебиралась с кровати на диван и устраивалась там с лэптопом на коленях. Шторы всегда были задернуты, комнату освещал только голубой свет монитора.
До тех пор, пока это не началось, Джон даже не представлял, какой объем домашней работы выполняла Аманда. В его ящике больше не появлялись чистое белье и носки. В углу шкафа скапливались грязные рубашки и лежали там горой, пока Джон не относил их в прачечную. Жирная паутина ползла по плинтусам и грозила схватить своими серыми щупальцами нижние части мебели. Стол в холле практически исчез под грудами счетов, каталогов и предложений кредитных карт. Джон до определенной степени поддерживал порядок на кухне, но в раковине всегда стояла грязная посуда, да и на столе тоже. На этом этапе Аманда ограничивалась только тем, что прыскала лимонным «Пледжем» в туалете и, если появлялась угроза прихода гостей, переворачивала полотенца.
Увы, но «гостями» всегда были его родители. Обдумывая переезд, он как-то не учел близость их проживания, и это упущение дорого им обходилось.
Почти год после их переезда Патриция и Пол Тигпен старались заманить Джона и Аманду в свою церковь. Если бы это делал кто-то другой, Джон мог бы посчитать, что они задались целью познакомить их с новыми людьми. Но он даже представить себе не мог, что его родители будут мелькать пусть и на периферии их с Амандой круга общения. Казалось, что старики Тигпены сдались, но теперь они заявлялись в полдень каждое воскресенье, чтобы пересказать проповедь и поведать о том, какими милыми и восхитительными были дети. Скорбные вздохи и напряженные паузы доводили Джона до такого состояния, что он готов был свернуться калачиком и взвыть. Аманда терпела их с равнодушным благородством. Смирилась она или чувствовала себя выше, Джона это не волновало. В семье Аманды было принято разрешать конфликтные ситуации при помощи битья посуды, поэтому он в любом случае был ей благодарен.
По мере того как дом приходил в упадок, Патриция все чаще поджимала губы и недовольно сверкала глазами. Воскресенье за воскресеньем Джон смотрел, как она пытается испепелить Аманду взглядом. Он знал, что должен как-то защитить жену, но его роль в семье не предполагала, что он сможет среагировать на обвинения матери по поводу того, кто виноват в том, что в доме бардак и нет детей, и не вызвать при том ее неудовольствия. Дело в том, что если мужчины в семье Тигпен и выступали единым фронтом, то их девизом было: «Нельзя расстраивать маму». Его братья даже не представляли, как им повезло, что они живут на других континентах. А может, как раз и представляли.
И вот Джон,