окие натуры прошлого, в коих культ чести уживался с низменными пороками, а личное вольнодумство не мешало самому искреннему верноподданничеству. Тип этот почти полностью вывелся в нашем обществе с воцарением Николая, когда Бурцевы и Фигнеры, не имеющие практического приложения своим гомерическим талантам, опошлились до Ноздревых. В поисках модели героя для своей гусарской саги я перебрал множество лиц, которыми была столь обильна первая четверть нашего века – и не в одной только России. Мой выбор пал на человека, не служившего, правда, в гусарах, но полнее всех, по моему мнению, воплотившего перечисленные качества – знаменитого графа Федора Ивановича Толстого, прозванного Американцем.
Я замыслил показать личность Американца Толстого со всех возможных сторон, во всем её причудливом своеобразии, не скрывая недостатков сей порочной, привлекательной натуры, но и не забывая об её достоинствах. На сей конец я встретился с рядом лиц, коротко знавших моего героя и обязательно откликнувшихся на мой замысел.
Мой первый рассказчик, князь Тверской, принадлежит нашей литературе и нашей истории. Князь Тверской был ровесником и близким другом Американца. Нынешнее его положение в обществе столь высоко, а вклад в российскую словесность столь значителен, что нам пришлось изменить его настоящее имя, которое, впрочем, вряд ли укроется от истинных любителей поэзии.
I
Помнишь ли, питомец славы,
Индесалмы? Страшну ночь?
К. Н. Батюшков
Приходилось ли вам слышать легенду об одиннадцати убиенных на дуэлях графом Толстым? Когда нет, то я вам её расскажу.
Это теперь барышни взрывают поезда, а студенты с револьверами охотятся за губернаторами на улицах, как за дичью. А в былые времена каждое убийство поражало ужасом всю Москву, и рассказы о кровавых дуэлях шепотом передавались в московских домах из года в год. Что было в этих рассказах правдой, а что выдумкой, предоставляю судить вам самому. Но о моем приятеле графе Толстом говорили следующее.
Будучи в молодости в околосветном плавании на корабле «Надежда», Толстой так досаждал капитан-лейтенанту Крузенштерну своими шалостями, что добрейший Иван Федорович принужден был высадить Федора Ивановича на одном из Алеутских островов с запасом провизии и пороха. На острове граф не только что не пропал, но сделался «царем» у местного племени колош, вследствие чего и получил свое прозвище. Будучи предводителем диких американцев, Толстой поклонялся их кровавым идолам, приносил им человеческие жертвы и даже вкушал человеческое мясо. В результате таковых бесовских упражнений в графа якобы вселился дьявол, сделавший его неуязвимым для пуль и клинков. Воротившись в Россию на купеческой шкуне Американской компании, Федор Иванович продолжал паки бесчинствовать, заниматься адской картежной игрой и драться на дуэлях.
Нечестная игра, в которой Американцу помогал сам Вельзевул, принесла ему огромное состояние. Толстой разорил не одно доброе семейство, развратил целое поколение московской молодежи, во всем следовавшей его примеру, погубил десятки и десятки женских сердец. Когда же кто имел смелость обличать Американца в лицо, тот вызывал несчастного на дуэль и убивал без жалости. Число людей, уничтоженных Американцем на поединках, достигло одиннадцати. Из какого-то сатанинского тщеславия граф заносил имя каждой новой жертвы в журнал, называемый «синодиком», где были в подробностях описаны его злодеяния.
Как известно, лет под сорок Федор Иванович женился, остепенился, отвык от вина и сделался набожным христианином. Здесь-то дьявол и потребовал от него расплаты за содеянное. За каждую душу убиенного им человека Американцу пришлось заплатить жизнью собственного ребенка. У Толстого родилось одиннадцать детей, и все они умерли в младенческом возрасте. Схоронив очередного наследника, граф доставал из тайника свой «синодик» и помечал “quitte” («квит») против жертвы, отмщенной таким ужасным образом. Так, перед именем каждого из убитых им людей появился крест и надпись “quitte”. В живых остался лишь двенадцатый и последний ребенок, прекрасная собою девочка, которая дожила до зрелого возраста. А граф Толстой с тех пор жил праведно, раздавал свое имущество бедным, молился и помогал ближним как истинный христианин. Так или почти так гласила старая московская легенда. Разберем её трезво.
Сомнительно уже и то, что мой друг бывал в Америке и был монархом славного царства Колош. Откройте воспоминания Крузенштерна, и вы увидите, что шлюп «Надежда» никогда не приближался к островам Русской Америки и, следовательно, не мог там никого высадить. Адмирал Крузенштерн прямо говорит, что по прибытии на Камчатку удалил из команды гвардии подпоручика Толстого и ещё двух человек, отправив их сухим путем в Петербург. Как не поверить добросовестному моряку?
Правда, я видел в коллекции Американца испещренные копья, скальпы и черепа диких, которые могли быть привезены из Америки, но также приобретены у племен Бразилии, Маркизовых островов, Сибири и других мест, которые он посетил в своей Одиссее. Что до меня, то Федор Иванович никогда не рассказывал мне о своем американском царствовании, жертвоприношениях и каннибализме,