др. Значит, из этой массы войск ещё до 50 процентов дополнительно послано на Восток. Воистину мы расчищаем дорогу для Англии и США!
«Чей голос будет преобладать за столом Совета? – вопрошал в 1942 году Страболджи[31], размышляя о роли России. – Почему, собственно, русские после их страшных потерь и страданий должны считаться с миром английского языка?»
По пути в Кронштадт вице-адмирал Дрозд, командующий эскадрой КБФ, пересекая на машине в сильный туман залив, попал в полынью (видимо, здесь лёд был пробит снарядом). Погиб… Горько… Отличный был командир!
Утром на легковой машине выехали на передний край. Мимо уже знакомого нам деревянного домика станции Кирпичный завод, мимо лесоразработок, по шоссе – на правый берег Невы. На лесозаготовках по-прежнему работают питерские девушки и женщины… Сегодня погода мягкая, работать легко, но в морозы – им трудно.
Миновали ряд контрольных постов; наш бывший передний край: прочные постройки, ряд просек, дорог. Кое-где могилы с памятничками…
В пути, недалеко от Невы, заметил двух пленных немцев, шедших под конвоем автоматчиков. Остановил машину. Коротко допросил их. Пленные – молодые солдаты 28-й лёгкой дивизии. Участвовали в Крымском походе: «В Зимферополь, Альлюшта…» (Одеты относительно хорошо. Куртки и брюки из толстой материи, тёплые шапки, обшитые кожей бурки.) Наши конвоиры добродушны, показывают немцам свои полушубки, а потом щупают их куртки: «Эрзац!»
Один из пленных – молодой рабочий с завода «Сименс» из Берлина. Отрицает, что был в Hitlerjugend. Сообщил, что солдаты хотят кончать войну; легко сдаются в плен. О положении под Сталинградом кое-что знает. Когда я сказал ему что фельдмаршал Паулюс и весь его штаб взяты нами в плен, он удивлённо переспросил: «Паулюс?» Видимо, это его поразило…
Немцы держались дисциплинированно, руки по швам, ответы чёткие. Может быть, меня чем-то «взяла» молодость пленного и то, что он – рабочий. Я не чувствовал злобы, только некоторое презрение, жалость и интерес: вот ещё один из гитлеровского мира. Разбив немцев, мы в основном испытаем похожие чувства: удовлетворение, жалость и интерес к немецкому народу. Эсэсовцы и полицейские вызвали бы во мне иное отношение.
Быстро выехали к Неве. Вот рубеж, где стояли наши части с сентября 1941 года! Немцы вырвались тогда к Неве…
Нева тут, у истоков, широка. Здесь я жил летом 1925 года после похода Балтийского флота к балтийским проливам. (Поход с наркомом обороны товарищем М. В. Фрунзе.)
В снежной дали стои́т величественный Орешек[32], гордая крепость. Флаг, поднятый моряками, развевался над ней – до дня прорыва блокады. Он доставлен с почётными ассистентами в Ленинград – флаг, пробитый пулями, разодранный ветрами… К нему приложен список героев, павших на посту и не отступивших ни на шаг.
По льду Невы, минуя развороченные старые проволочные заграждения, идут машины. Снега́ снега́ и тёмные пятна людей. Вмерзшие в лёд землечерпалки. Где-то близко орудийный огонь… Вправо – разрывы;