Только впереди диктатора. Теперь пропусти меня и сопроводи в зал для аудиенций, – весело закончил Цезарь.
Несмотря на свой грозный вид, начальник стражи испугался. Надо же вляпаться в такую историю! Никто не знал лучше, чем он, что во дворце никого нет: ни царя, ни царицы, ни управляющего двором. Ни души, обладающей достаточными полномочиями, чтобы разобраться с этим заносчивым чужаком, путь которому и впрямь расчищают двадцать четыре ликтора. Вдруг это Цезарь? Конечно нет! Что делать Цезарю в Александрии? Тем не менее перед ним стоял римлянин, завернутый в нелепое белое одеяло с пурпурной каймой, с какими-то листьями на голове, с каким-то жезлом из слоновой кости на голой правой руке, между сжатой в кулак ладонью и согнутым локтем. Без меча, без лат, поблизости ни одного солдата.
Македонские предки и богатый отец помогли купить ему должность, но способность быстро соображать к этому не прикладывалась. Все же, все же… Он облизнул губы и вздохнул:
– Хорошо, римлянин, я проведу тебя в зал для аудиенций. Только не знаю, что ты будешь там делать. Во дворце сейчас никого нет.
– Правда? – спросил Цезарь, пропуская вперед себя ликторов, что заставило начальника стражи спешно послать человека, чтобы тот показал им дорогу. – А где же все?
– В Пелузии.
– Ясно.
Несмотря на разгар лета, денек выдался отменный. Никакой духоты, легкий бриз отгоняет жару, от цветущих деревьев исходит ласкающий обоняние аромат, какие-то колокольчики беспрестанно кивают головками. А дорога вымощена желтовато-коричневым мрамором, отполированным до зеркального блеска. Наверное, тут скользко во время дождя. Идут ли, кстати, дожди в Александрии?
– Восхитительный климат, – заметил он.
– Лучший в мире, – откликнулся стражник.
– Значит, я – первый римлянин, которого вы тут видите за последнее время?
– Во всяком случае, первый, который объявляет, что он поважней наместника. С год назад приезжал Гней Помпей. Требовал у царицы военный флот и пшеницу. – Александриец захихикал. – Очень невежливый молодой человек. Отказался войти в наше положение, хотя царица сказала ему, что в стране голод. О, она надула его! Шестьдесят транспортов набили финиками, и он их увез.
– Финиками?
– Финиками. И он отплыл, думая, что увозит пшеницу.
– О боги, бедный Гней Помпей-младший! Наверняка отец его был недоволен. Зато Лентул Крус, наверное, радовался. Эпикурейцы любят экзотические яства.
Зал для аудиенций, судя по его размерам, помещался в отдельном строении. Вероятно, при нем имелись комнаты для отдыха приезжающих с визитом послов, но определенно не для проживания. Это был тот же зал, в котором принимали Гнея Помпея: огромный, пустой, с отполированным мраморным полом, украшенным сложным многоцветным узором. Стены щедро покрыты позолотой либо расписаны странными плоскими фигурами и растениями. Пурпурное мраморное возвышение с двумя тронами. Один резной, из черного дерева и золота, – наверху; другой такой же, но меньших размеров, – ярусом ниже. Больше никакой мебели.
Оставив