Возраст ее перевалил за несколько сотен веков, но она все так же радовала глаз отшельника. Сегодня утром Сасон снова совершил Божественную Литургию под одно лишь хриплое пение Нээманут, которую измучили претяжелейшие роды.
Иногда герою нашему было грустно от того, что край их был так безлюден и пуст. Сасон хотел хотя был раз встретить под тихими сводами Дома Господня еще одного человека, с которым бы он разделил свою духовную пастырскую радость. Но Маветская пустынь, где они вдвоем с любимой женою укрывали бренный свой прах, была местом для нелюдимых отшельников. Она не могла приютить у себя почитателей тлетворных благ, которыми были переполнены авелийские города.
Здесь скрывался дед Сасона, которого чуть не растерзала разъяренная толпа, жаждущая узреть чудо после совершенных в храме молитв.Здесь же, видимо, оставался доживать свои дни и сам наш герой.
Пища в доме Сасона закончилась уже три дня назад. Но прежде чем отправиться на охоту, священник решил заглянуть в храм, который почти не покидал в последние дни.
Перед самым входом он вдруг остановился и посмотрел в правую сторону. Совсем неподалеку с церковью была посажена его собственною рукою высокая статная фига, которая каждый день приносила своим хозяевам несколько десятков спелых и сочных смокв. Каждый раз, бросая взор на раскидистую крону смоковницы, укрывающую под своими влажными зелеными листьями белоснежное тело храма, Сасон чувствовал себя по-настоящему счастливым и довольным. У него был дом с любимою женою, посаженное дерево, а теперь еще и сыновья. Оставалось только вновь обрести родину, но об этом пока бедный священник помышлял с большой осторожностью и опаской.
Отворив покосившуюся деревянную дверь, Сасон оказался в знакомом до глубокой душевной боли крошечном притворе, где когда-то велась торговля церковной утварью.
Сейчас маленький киоск, занимающий почти треть помещения, принимал лишь неугомонный ветер, прорывавшийся иногда сквозь толстые щели полуразрушенных стен. Когда Сасон стоял в алтаре, который был отгорожен от средней части церкви небольшим иконостасом с двумя маленькими рядами икон, сердце его всегда наполнялось трепетным праведным страхом. Поэтому священник так любил быть на службах. Ведь здесь, стоя один на один перед престолом Божиим, на котором высилось небольшое деревянное Распятие, он понимал, что все их с женою лишения, трудности, а порой и мучения, лишь малая часть того, что претерпел этот прибитый к кресту Великий Мученик.
Сегодня же Сасон решил не проходить в алтарь, а прочитать молитву прямо посреди храма, возле амвона, куда всегда с такой радостью заступала его любящая слово душа. Изъяв из складок ветхого подрясника старый потрепанный домашний молитвослов, он неспеша пропел начальные молитвы и приступил к Богородичному акафисту, которым он сопровождал любое свое дело, пусть даже и не требующее особенных трудов. Дойдя до второго икоса, Сасон медленно наложил на себя крест и также медленно пропел, обратившись глазами к образу Иверской иконы Пречистой Девы, украшавшему левую сторону царских врат:
– Радуйся Невесто Неневестная!
Уже принявшись за следующее песнопение, он вдруг услышал позади себя чьи-то громкие тяжелые шаги, принадлежавшие судя по громкому стуку крепкой мужской ноге. Сасон подумал, что это, видимо, Нээманут спросонья перепутала обувь и облачилась в его огромные охотничьи сапоги. Он осторожно повернул голову. Однако тот, кто стоял сейчас перед ним, не был его женою.
Это было лицо незнакомое, лицо, запечатлевшее на себе грубую самоуверенность вкупе с неугомонной надменностью, так похожее на лица жителей покинутой им Авелии, о которых он почти забыл. Перешагнувший порог храма незнакомец был облачен в черный блестящий плащ, за которым скрывалось крепкое мужское тело. Он был среднего роста, плечист и немого сутуловат, что придавало его и без того дерзкому облику еще большую нагловатость. Голова его была спрятана под такую же черную широкополую шляпу, из-под которой выглядывали наружу два каре-зеленых маленьких глаза, находившиеся в постоянном движении, и невероятно тонкий правильный, как будто выделанный чьей-то искусной рукою нос вместе с плотно сжатыми такими же тоненькими губами.
– Левит? – не поздоровавшись, спросил у священника посетитель церкви.
Дрожащими руками Сасон закрыл книгу и склонил голову. Бедный служитель знал более чем кто ни было в этот момент, зачем и главное за кем пожаловал к нему этот одетый в черное господин.
– Можно мне закончить молитву? – едва слышно спросил он у авелийца.
Лицо последнего перекосила ухмылка.
– Я пока покурю, – бросил он в ответ, – на улице еще пять человек, так что советую не оказывать сопротивление.
– Я знаю, – еще тише пробормотал Сасон. – Только прошу вас не будите жену и детей. Они заснули только пятнадцать минут назад.
Черный гость кивнул в ответ в знак согласия и поспешно покинул церковь. Из глаз Сасона, который никогда не позволял себе плакать, даже оставаясь наедине со своею собственной тенью, потекли тонкими струйками слезы. Он всегда стойко переносил испытания голодом, испытание той