туалет вошли несколько страждущих облегчения и я опасливо натянула платок на мешок: пусть себе цветёт ромашками… Суетясь, эту операцию я провела неосторожно и с противоположного от прорехи конца показался серый бумажный пакет. Я извлекла его и заглянула внутрь: Ёшкин кот! Разноцветные таблетки! Как та, бирюзовая… Экстази?! И какая-то записка…
Судорожно сунув бумажку в карман джинсов, а пакет на место, я застегнула молнию на сумке и застыла. Затем, вынырнув из прострации, плюхнулась на сумку и довольно громко озвучила свои впечатления от сегодняшнего утра: «Гоп твою мать! Какой оргазм!».
Вышедшая из ближайшей кабинки женщина с расслабленным и откровенно счастливым выражением лица без удивления взглянула на меня, понятливо улыбнулась и лёгким пёрышком полетела к выходу. А я с завистью посмотрела ей вслед и, так и не окропив ни одного унитаза, поплелась в камеру хранения.
Через несколько минут я уже летела к электропоезду метро и радовалась: наконец-то я избавилась от этой зловещей ноши! О, Боже! Как же мне стало легко! Легко в прямом и в переносном смысле. Анонимная сумка, анонимного хозяина похоронена в безымянной, неизвестно какой ячейке… Хлопок закрывающихся дверей вагона вернул меня в реальность. Стоп!!! Я ведь так спешила, что действительно не помню в какую ячейку спрятала сумку! Код, которым пользуюсь всегда и везде, помню, а номер ячейки нет! Обалдеть!!!
Я ухватилась за поручень и стала корчиться от едва сдерживаемого смеха. Должно быть, я выглядела сумасшедшей, потому что пожилая дама, сидящая напротив меня, испуганно вскочила, надумав уступить мне место:
– Садитесь, пожалуйста!
– Ну, что вы, не надо! Мне же скоро выходить! – с идиотским смешком возразила я и, противореча самой себе, быстро плюхнулась на тёплое ещё местечко. – На Каширской… – дама кинула на меня соболезнующий взгляд и отошла подальше, а я впала в тоску. Точнее, в задумчивость.
Обрывки наблюдений и впечатлений от событий спецрейса стали, как в калейдоскопе, складываться в хрупкие картинки, не приносящие успокоения.
Так, значит… Этот хлыщ Ренат дождался, когда девчонке стало плохо от ломки, подсел к ней и сделал смертельный укол, потом сцапал сумку и слинял… А тогда почему он вёл себя так неосторожно? Почему вырядился как павлин? Неужели он не подумал, что его заметят и запомнят и водители и пассажиры? Почему он ничего боялся? Нет, тут что-то другое… Ну, да ладно! Сумку я сбагрила и никто не узнает, что вместо воблы в ней наркота. Если меня вызовет Калмыков, я скажу ему, что там была рыба – пусть думают, что наркотики взял кто-то другой. Какой с меня спрос? А главное, кому придёт в голову чинить этот спрос?..
На Автозаводской я попыталась отвлечься на созерцание входящих в вагон пассажиров, но беспокойные мысли толпились в башке и искали выхода.
А вдруг с меня стребуют эту злополучную сумку её истинные хозяева?! Бритоголовые… Вот ещё! Чего ради? Откуда им знать, что эта гадская сумка с их мерзким вонючим «обойным клеем» у меня?! Понятно же, что