я не уверена, что могу петь. Доктор Шарп говорит, что мое горло восстановилось, и все такое, только я сомневаюсь. Впрочем, уже неважно. Девушки, любившей исполнять сольные номера и привлекать к себе всеобщее внимание, больше нет.
Взгляд скользит по комнате. Я периодически ночевала у Сары. Несмотря на то, что я жила в часе езды к югу отсюда, в фермерском районе штата Юта, мы фактически выросли в комнатах друг друга, разделяя жизнь друг друга. Сара называла мою маму «Мамой Дениз», а я ее – «Мамой Корой».
Теперь я зову ее просто «Кора» и эта комната кажется чужой.
Бо́льшая часть вещей Сары исчезла, когда я приехала из больницы, но несколько навязчивых отголосков остались: подходящая мне по размеру одежда в шкафу; пуанты Сары на угловой полке – словно она вот-вот за ними вернется; и, конечно же, винтажная коллекция Барби, глядящая на меня из-за стекла массивного антикварного шкафа. Судя по всему, куклы очень ценные. Вот только Кора и Гленн вряд ли их продадут.
Впрочем, Кора постаралась обустроить это место для меня: на столе – фотографии моих родителей в рамках, на стенах – афиши бродвейских мюзиклов наподобие тех, что висели и у меня дома.
Но это не мой дом.
Я здесь как незваный гость. Самозванка, которая пытается занять место двух девушек, хотя меня едва хватает на одну.
Кора берет меня за подбородок, так что я снова смотрю прямо на нее.
– Пообещай, что, если появится возможность, ты ею воспользуешься. Впустишь людей в свой мирок.
Мы обмениваемся искренними взглядами. Кора красива даже в пижаме и без макияжа.
– Кора, единственный способ для меня выжить в эти две недели – стать как можно более толстокожей. К счастью, мои гипертрофические рубцы достаточно толстые.
Кора вновь поджимает губы, а я изображаю, будто бью по барабанной установке.
– Ой, да ладно тебе. Мне остается либо смеяться над этим, либо плакать, а я и так уже почти все слезы выплакала.
Вместо того чтобы засмеяться или заплакать, Кора берет меня за руки. Моя красноватая кожа смотрится чужеродно на фоне ее светлых ладоней. Впрочем, на моей правой руке хотя бы есть пальцы. А вот левую даже рукой не назовешь – «клешня» или «пинцет» ей подходят больше: четыре спекшихся пальца напротив одного большого, пересаженного с ноги.
Кора крепко сжимает мою руку-клешню.
– Ты уже старшеклассница. Заведи друзей. Наслаждайся жизнью.
Я медленно и глубоко вздыхаю. Кора не понимает. Даже мои старые друзья там, дома, не знают, как общаться со мной после пожара. Наверное, оттого, что я больше не была собой.
Сомневаюсь, что в новой школе кто-нибудь захочет заполучить в список друзей жертву пожара.
Так что мой план – сделать все, чтобы исчезнуть. Не магическим образом или еще как-нибудь, а просто слиться с окружением. Единственный способ пережить эти две недели фальшивой нормальности – как можно меньше общаться.
– Чуть не забыла… – Взяв со стола наушники, я кладу их поверх лежащей на стуле одежды, которую надену завтра в