страхующей подводных диверсантов, – но в этом случае, окажись там супостат, «морские дьяволы» успели бы уйти на глубину.
Так что Мазур, не колеблясь, сорвал с пояса пластиковый цилиндрик и, свинтив колпачок, дернул кольцо. Побыстрее отбросил шашку в сторону – из нее повалил густой оранжевый дым.
Буквально через пять секунд над судном взлетели две зеленые ракеты, потом – белая. Все вроде бы в порядке, сигнал правильный, но Мазур и его подчиненные все равно не расслаблялись, готовые булькнуть под воду, как утюги.
От судна к ним шустро неслась, увеличиваясь, черная точка мотобота, прыгавшего на невысоких волнах, словно мячик. Мазур опустил руку на пояс, к подводному пистолету, готовый при малейшем подозрении подать команду на экстренное погружение. Это были нейтральные воды, международные, а значит, могло произойти все, что угодно, – как оно и случалось черт-те сколько раз за последние тридцать лет в местах, где перехлестывались интересы двух сверхдержав.
Мотобот гасил скорость, разворачиваясь к ним правым бортом. Он был уже достаточно близко, чтобы Мазур смог рассмотреть знакомые лица – и наряженных в обычные робы морских пехотинцев из приданного подразделения, и перекошенную охотничьим азартом физиономию Самарина, широко известного в узких кругах под кличкой Лаврик. Мазур раз в двадцатый мимоходом подумал, точнее констатировал факт: в один год службу начинали, в один год произведены, а этот особист хренов постоянно опережает на одну звездочку, словно невидимую дистанцию выдерживает.
Сильные руки бесцеремонно подхватили его под микитки и перевалили через борт, словно мешок с картошкой. Вновь мгновенный переход в другой мир – точнее, мир иных ощущений. Только что Мазур парил в невесомости, как космонавт на орбите, – и вмиг навалилась нешуточная тяжесть: собственный вес, баллоны, пояс со свинцовым грузом, пистолетом, ножом и прочими причиндалами. Какое-то время, пока не скинул ласты и не избавился от акваланга, казался сам себе выброшенной на берег рыбой.
– Чем кончилось, не спрашиваю, – возбужденно сказал Лаврик. – Ребят мы уже подобрали, вместе с миной. И опять, голову прозакладывать можно, ни маркировки, ничего подобного…
– А ты чего ждал? – устало спросил Мазур. – Жирного штампа «Ю Эс Нэви» и инвентарного номера?
– Да ничего я не ждал. Обидно просто, что никогда никаких улик. Сигаретку дать?
– Давай, – сказал Мазур, стягивая черные резиновые перчатки. – Ну, ни хрена не попишешь… Не те мальчики, чтобы улики оставлять. Мы их тоже сроду не оставляли.
– Я и говорю, ты у нас молоток, – сказал Лаврик, затягиваясь нервными рывками. – Ни единой царапинки у своих и одни жмурики у противника.
– А то, – сказал Мазур, бездумно глядя на сиявшее под аравийским солнцем море и оскалившись в усталом подобии улыбки. – Мы такие: бронепоезд пропьем, но Родину не продадим…
Морпехи искоса поглядывали на него с профессиональным уважением, и это, как ни крути, было