постоянно были направлены вверх, в сторону Дрея.
Даже если бы Лоскут их окончательно потерял и был бы шанс стряхнуть преследователей со следа, доставщик бы выстрелил все равно.
Старенький автомат был неплохо отцентрирован. Пламегаситель позволил удержать его в руках, и даже четвертая пуля вошла в мутанта. И именно она частично исполнила желание доставщика, выбросив урода через перила пролета на асфальт внизу, разом увеличив расстояние между этими кошмарными щупальцами-волосами и Дреем.
Во второго, который поднимался метром ниже первого, начал стрелять Хаммер. Затем к нему присоединился его сын. Первый мутант по сравнению с этим мог бы считаться почти нормальным.
В наушнике продолжал кричать Лоскут:
– Сгруппироваться! Кладите каждую тварь в поле зрения! Держите левый проулок, они сейчас оттуда полезут!
– Контакт справа! – еще один голос, теперь уже даже не испуганный. Если бы можно было подобрать определения интонациям, прозвучавшим в наушнике, то Дрей бы сказал, что это голос человека, который почувствовал себя мертвым. Которому до смерти осталось всего ничего, и ему об этом только что сообщили.
– Кто-нибудь видел этих тварей раньше?! – Лоскут.
– Мы по западу патрулировали. Ни разу. Но они не умирают! Даже не останавливаются!
Это было правдой. Во втором мутанте сидело уже пара десятков пуль, а он по-прежнему продолжал подниматься. Разве что замедлился слегка. Но поднимался.
– Алексей, лезь выше, – скомандовал Дрей. – И следи за лестницей сверху. Они могут полезть откуда угодно.
Наконец, Хаммер вогнал последнюю пулю в башку второго, или то, что можно было условно назвать головой, и это остановило тварь. В метре от Дрея.
Труп повалился, на какое-то время придержав и третьего мутанта, позволяя людям взбежать еще на пролет вверх.
– Прикройте! – крик в наушнике захлебнулся. Лоскут только что не успел кого-то прикрыть. Его люди еще могли отойти, но в дело уже вступили неподвластные ни Хаммеру, ни Лоскуту законы.
За два-три поколения развития экзо и нано у каждой из рас начали появляться новые инстинкты. И одним из основных, базовых инстинктов стала ненависть к мутантам. В латентном состоянии эта ненависть присутствовала в людях всегда. Но раньше, когда мутанты рождались значительно реже, да и условия выживания были значительно мягче, эта ненависть сдерживалась. Приобретала более мягкие формы, такие, как брезгливость, отвращение. Тоже ничего хорошего, но до Заката никто из людей не тянулся к кобуре, завидев уродца.
Это было смешно, но это было так. В мире, где каждый был по своему уродом. Где ни у экзо, ни у нано не осталось чистой генной истории. В этом мире уроды ненавидели еще больших уродов. Поэтому никакой команды об отступлении не прозвучало. Как только загонщики вошли в непосредственный контакт с аттракционом уродцев, начали работать инстинкты и рефлексы.
Этот рефлекс нельзя было назвать безусловным. Три поколения для такого – срок явно недостаточный. Но внутри человеческих групп быстро создавались рефлексы