больше.
– Мы хотели телефонировать вам завтра, – стал оправдываться хозяин. – Некоторые факты я получу лишь вечером или даже ночью.
– Не удержался, Владимир Гаврилович, прошу меня извинить. Я только что с допроса.
– Дело поручили Чегодаеву-Татарскому, верно?
– Ему. Вроде раньше мы с ним ладили. А тут словно подменили человека.
У Филиппова лицо сделалось серьезным:
– Излагайте.
Алексей Николаевич пересказал ход допроса, особо выделив слова князя про настрой министра юстиции. Главный питерский сыщик щурился, кривился и наконец заерзал на стуле, как будто сидел на горячей сковородке:
– От Щегловитова всего можно ожидать, это общеизвестно. Разбойник с большой дороги. Но ежели в отношении вас сговорились оба министра, дело плохо. И следователь против воли начальства не пойдет. М-да…
– Владимир Гаврилович, валяйте, не таите плохих новостей. Удалось ли узнать то, о чем мы договаривались?
– Практически ничего. Все пятеро узников сороковой камеры допрошены порознь. Между делом, без протокола, однако настойчиво. Им сказано, что, если они оболгали статского советника Лыкова, преисподняя в тюрьме им обеспечена. Вся стража будет считать их своими врагами. И лучше сейчас, не доводя до суда и лжесвидетельства, сказать правду. Поверьте, мои люди особо постарались. Они вас уважают и сделали, что могли.
– Верю, спасибо им. Но каков результат?
– А никакого, – развел руками Филиппов. – Ни один не зашатался, не изменил показаний.
– Вот как… – Алексей Николаевич повесил голову. – Сговор крепкий, и они готовы присягнуть в суде… Так-таки ни одной зацепки?
– Маленький факт, но как им распорядиться, не знаю. При внезапном обыске в камере у одного из арестантов в подкладке платья нашли семьдесят пять рублей. Четвертными бумажками.
– Немалые деньги для тюрьмы, – осторожно высказался Лыков. – А раньше их не находили?
– Искали, но не находили. Будто с неба они свалились на сидельца.
– Аккурат после того, как он дал на меня лживые показания. Как фамилия богатея?
– Иван Трунтаев. Скок[38] из шайки Василевского, мелкий злец и ничтожный человек.
– Вот же след! – обрадовался Лыков. – Не было ни гроша – и вдруг алтын. Явно плата за оговор.
– Но как это доказать? – приземлил коллегу главный сыщик. – Трунтаев – сын купца, владельца москательной лавки в Апраксином дворе. Говорит, папаша ему и сунул втайне от надзирателей.
Алексей Николаевич опять понурился. На деньгах не написано, откуда они получены. Отец сына завсегда прикроет. Плохо дело…
– А надзиратели что говорят?
– Отнекиваются, – вновь не утешил один статский советник другого. – Мохов пришел с допроса на своих ногах, жалоб не подавал.
– Вот! Пусть их вызовут на суд как свидетелей.
– Непременно надо так сделать, – одобрил Филиппов. – Только