с миской, полной некрупных белых яиц от молодых кур, его мама поначалу растерялась:
– Что вы, Анастасия Васильевна, не нужно…
– Как это не нужно, Клара Петровна? Мальчик сейчас должен хорошо питаться. Ему силы просто необходимы. А в каком магазине вы найдёте такие свежие яйца? Я всю неделю копила, чтобы вы с собой в город побольше взяли.
Это не демонстративное, искреннее желание добра или всё же то, что Никита к выпускным и вступительным экзаменам начал готовиться загодя, помогло ему, и школу он закончил без проблем, и из абитуриентов в студенты перешёл как-то удивительно легко.
Когда они с родителями приехали на дачу в первые после поступления выходные, поздравлять его сбежались почти все. Первым, конечно, примчался Митя, у которого в разгаре были каникулы. Узнав радостную новость, он вприпрыжку поскакал по улице, громко крича:
– Ура! Ура! Поступил! Никита в Бауманку поступил!
И тут же изо всех дворов стали выходить и даже выбегать соседи. Они улыбались, шли к их участку и поздравляли родителей Никиты, его самого и почему-то даже друг друга. Словно это была общая радость и их общий ребёнок, которым они все гордились. А Агатины родители даже сделали подарок, сборник политических детективов. Никита принёс его к себе в комнату и положил на письменный стол так, чтобы видеть книгу отовсюду. Почему-то ему доставляло удовольствие смотреть на её чёрную обложку с жёлтыми буквами.
Это было очень счастливое лето, наполненное свободой, ощущением света и радости. И только позже Никита понял, что так с ним прощалось детство. Он пошёл дальше, а Митя с Агатой всё ещё были там, в той удивительной поре, куда ему вход уже был заказан. И только на даче ему иногда казалось, что дверь в детство не закрылась окончательно и что он может хотя бы ненадолго возвращаться туда, если пожелает.
Но институтская жизнь закрутила так, что дома он оказывался лишь поздними вечерами. А ведь ещё нужно было готовиться к занятиям. Даже в субботу у них было по четыре пары. Поэтому следующей весной Никита уже не приезжал на дачу вместе с родителями в пятницу, а добирался на электричке лишь ближе к вечеру субботы. На безмятежное детское счастье у него оставалось совсем мало времени: дела-то никто не отменял.
Ему уже исполнилось восемнадцать, и теперь, если вдруг родители решали дождаться его и поехать на дачу вместе, за руль садился он, а не отец. И тогда Никите доставляло особенное удовольствие не мчаться по Горьковскому шоссе, хотя скорость он любил, а въезжать в их дачный посёлок и сворачивать с главной улицы на их тихую и зелёную. По ней бегали малыши, среди которых были и Кира, сестрёнка Агаты, и Снежана, племянница Мити. Иногда ребята постарше играли с ними в какие-то шумные весёлые игры, и тогда Никите невыносимо хотелось к ним, в их счастливую кучу малу.
Митя за те два года, что они были знакомы, заметно подрос, вытянулся. Круглое лицо его вдруг стало тоньше и красивее. Никите он напоминал Маленького принца. Агата тоже менялась.