каждое утро я ждал ее пробуждения. Забыл забавные трюки стриптиза, забыл город, свои амбиции. И обреченно наблюдал в себе симптомы болезни, тяжелой, продолжительной, плохо излечимой.
9
Я встречался с Нелей, потому что никого, кроме Раевских и двух трех человек в городе не знал. Мы вместе с девушкой коротали время и ладно.
Наша культурная программа обычно замыкалась немноголюдными барами за кофе с коньяком, или мы уезжали загорать в Строгино, где даже в будни праздный люд утешался теплой водой большой мутной лужи.
Мы поджаривались на солнце в рыжей пыли от энергичного топтания пляжных волейболистов, среди обгоревших ляжек, задов, носов, заклеенных кусочками газет, пестрой выставки пледов, подстилок и надувных матрасов. На пляже я отдыхал от прожорливых мыслей.
– Где ты живешь в Москве? – спросила Неля.
Она приподнялась на локте и поверх темных очков из-под панамы мухомора взглянула на меня. Ее подмышечная впадина углубилась, а бретелька комбинированного купальника провисла, и слабая грудь в веснушках, с набухшим розовым соском стыдливо выглянула из бюстгальтера. Я зарыл лицо в переплетенные пальцы.
– Да, так. У знакомой.
Девушка, очевидно, тоже легла ничком. Ее голос прозвучал глухо:
– Отец сказал, ты живешь, у какой то женщины.
Я насторожился.
– Еще он сказал, что она на пенсии…
– Она обходится без подачек. Дядя доложил?
– Наверное…
Мы какое-то время слушали визг девицы: трое шутников тащили ее к воде.
– Катя рассказала мне, почему вы поссорились с дядей.
– И что ты думаешь?
Она пожала плечами и вздохнула. Меня же словно просвечивали рентгеном, и с профессиональным любопытством тыкали пальцами на темные пятна черно-белого снимка. Легко догадаться, откуда родственники узнали о моем пристанище. Я покривился от мысли, словно бормашина дантиста впилась в ткань зуба: не наболтала ли хозяйка квартиры лишнего!
– Твоей матери не трудно содержать тебя третий месяц? – надоедала Неля.
– Наверное, трудно, – я пожал плечами. Лень было напоминать о работе в приморском пансионате.
– Мой двоюродный брат третий год нигде не работает и не учиться, а его мать на него не надышится…
– Обычное дело для Москвы. Мои сестры тоже нигде не работают. Спасибо за аналогию.
– Не злись. Просто… мне кажется ты не такой, как они говорят. А какой, не пойму.
«И я не пойму!» Воображение нарисовало конфиденциальное совещание старых приятелей, их участие в мальчике. Я закусил губу. «Зачем она это сделала?»
Остаток дня я отвечал невпопад, и Неля, казалось, жалела о пляжном разговоре. В баре я перебрал и плелся за девушкой. Меня раздражала ее манера затягивать шаг на высоком каблуке («Да еще своими циркулями!» – с пьяной злобой думал я.), отчего ее волосы на затылке