один из трех священных царей, – уточнил Навин.
Эти объяснения отнюдь не помогли Элизабет. Ведь, чтобы достойно ответить Каспару, ей следовало бы сказать, что она принцесса Тотена или что-либо в этом духе. Тогда, вероятно, священный царь подумает, что Тотен – это могущественное королевство. Негритянский царь поклонился снова и произнес:
– Примите еще раз мое радостное приветствие с этой стороны Эресунна. Я стоял здесь и ждал вас так долго, что мне пришлось перенестись из тысяча семьсот первого года в тысяча шестьсот девяносто девятый, как бы перескочив через клетку при игре в «классы».
Слова прозвучали так загадочно, что Элизабет даже протерла глаза, чтобы убедиться, не снится ли это ей. Ведь порой бывает так трудно перепрыгивать через лишнюю клетку «классов», нарисованных на асфальте! Как же мог этот восточный царь перепрыгнуть через два года и попасть в другое столетие?
А тот пустился в подробности:
– Когда я явился на этот берег в год Господень тысяча семьсот первый, здесь находилось несколько рыбаков, и они так перепугались, увидев меня, одного из священных царей, что мне пришлось отступить немного назад. Таким образом я попал в тысяча семисотый год. Я сидел и смотрел на другой берег Эресунна, но вскоре увидел двух солдат, скачущих верхом из крепости Копенгаген. Они тоже слегка испугались, встретив негритянского царя. Вероятно, в то время я был единственным темнокожим человеком в пределах Дании – во всяком случае, единственным священным царем. Такое привлекает внимание, друзья мои. Согласно старым приметам, возвращаться назад не к добру, но и к новым нравам и обычаям трудно приспособиться. Поэтому я поспешил возвратиться в тысяча шестьсот девяносто девятый год и с тех пор поджидаю вас здесь. Больше мне не довелось встречать людей или зверей, а что касается солнца, луны или звезд на небе, то мне не было нужды скрываться от них: они близки к Богу и никогда не позволят себе судачить о людской жизни.
Элизабет не была уверена, что она поняла все сказанное восточным царем, но ей было совершенно ясно, что она разговаривала с настоящим мудрецом. Он был такой мудрый, что Элизабет засмущалась и не знала, куда девать глаза.
И потому она обрадовалась, когда пастух ударил посохом о землю:
– В Вифлеем! В Вифлеем!
Маленькая процессия вновь пустилась в путь. Сначала три овцы, потом Навин, потом негритянский царь. Замыкали шествие Элизабет и Эфириил. Они двигались по широким, вымощенным булыжником мостовым большого города. Эфириил рассказывал, что это столица Дании Копенгаген. День только начинался, и улицы были почти безлюдными.
Элизабет с восторгом заметила, что в этом большом городе нет ни одной машины, а мостовые кое-где запачканы навозом. Подобное Элизабет доводилось наблюдать только в Тотене, когда она гостила там у родных.
– Часы показывают тысяча шестьсот сорок восьмой год, – объявил ангел Эфириил. – Это последний год правления Кристиана Четвертого, он стал королем Дании и Норвегии еще ребенком, много-много лет тому назад.
– Он стал королем Норвегии? – переспросила