Это самые легкие и светлые минуты в его сутках. Горящие взгляды юнцов, их желание пробовать, вера в себя и принципы абсолютного максимализма, когда все до боли просто, черное без примеси белого и наоборот. С воспитанниками театральной школы Михаил словно сбрасывал беспечно прожитые годы, становился живым, помолодевшим и немножко похожим на них.
Он старался занять делом, людьми каждую свою минуту, горячо желая при этом одиночества. Наступал вечер, и он, наконец, оставался наедине с собой. Но переведя дух от фальши и суеты, он снова попадал в цепкие лапы отчаяния, тоски и уныния. Затяжная депрессия не давала покоя. Острая нехватка настоящего человеческого тепла душила его покрепче того злосчастного рыжего полотенца. Несколько раз мужчина пробовал обратиться к Богу. Не вышло. Он нанес оскорбление творцу. И дело даже не в этом. Он по-прежнему верил в Бога, но больше не верил в его доброту и любовь, как ни старался. Как только он начал ошибаться, на небесах перестали слушать его молитвы. И тогда он снова вспоминал о маленькой угловатой женщине, которая не побоялась войти к нему. Она не просто развязала петлю на его шее, она спасла его, снова посеяла надежду в его грешном сердце. А затем ушла… и ни разу не вспомнила о нем. Жестоко. И неожиданно. Она смотрела на него влюблено, с подобострастием. Логично было бы, чтобы она снова появилась на пороге его квартиры. Но нет. Она осталась с ним, провела ночь, а на рассвете растаяла. Напоминали о ней лишь несколько жемчужных бусин под кроватью. Если бы она знала, сколько раз он порывался набрать ее номер. Но каждый раз останавливался, ведь прав на нее у него нет.
И вот Михаил видит ее в кругу семьи. Конечно, она его заметила, но упорно прячет взгляд. Вероятно, и ей стало неловко от их неожиданной встречи. Он снова посмотрел на Дмитрия и сжал зубы от презрения. Обидно, что она замужем именно за ним.
Алена встрепенулась, когда ладонь супруга легла на ее руку. Его миндалевидные глаза довольно светились. Он придвинул к жене длинную бархатную коробочку. Михаил отвернулся.
Однако ненадолго.
– Счет, пожалуйста! – всего через пару минут громко потребовали с противоположного конца зала. С раскрасневшимся лицом супруг Алены поднялся со стула и выбросил на стол несколько купюр из портмоне. Его мать, поправив рукой безукоризненно уложенное русое каре, гордо зашагала из зала. Он последовал за ней, не взглянув на жену.
Вскоре после их ухода официант учтиво поставил перед девушкой креманку с пломбиром, щедро политым карамелью. За непроницаемым серым взглядом давило безразличие. И для нее прошедший месяц был непростым. Она оттягивала возвращение домой как могла. Но бегство едва ли спасало. Теперь она понимала Михаила. Действительно, бывает, когда тошнит от самой себя. Когда ты настолько замурована собственными комплексами и навязанными принципами, что просто не решаешься сделать шаг к самой себе. Несмотря