Сон пришёл, разверзлась пропасть.
Сначала в общем тумане проявились стены. Кирпичные, холодные, до небес. Узкий коридор. Такой узкий, что идти приходится почти боком. Где-то булькает вода. Как будто протекает крыша во время летнего дождя, а вся посуда, подставленная под течь, уже до половины наполнена водой. Пол превратился в винтовую лестницу вниз. Куда-то вглубь мрачного подземелья. Спускаться туда не хочется, к тому же сверху проход внезапно накрыло ранее несуществующим потолком. Приходится опуститься на четвереньки. Скоро станет так узко, что она поползёт по-пластунски. А звуки улицы близко, уже рядом, с каждым метром всё слышнее. Тоннель снова стал горизонтальным, винтовая лестница исчезла, но легче от этого не стало. Вокруг по-прежнему темнота, теснота и спёртый воздух. Нужно выбраться отсюда, просто выползти на свет. Тогда, возможно, он и не придёт. Последнее узенькое окошко, через которое пробивается луч – спасение. Наконец открытое пространство. Но под ногами крыша. Широкая, светлая, залитая лучами полуденного солнца. Далеко внизу шумят машины. Дети на дорожках играют в классики, прыгая по разрисованному мелом асфальту. Ей бы туда, на знакомую с детства улицу перед домом, где так часто гуляли с мамой, но не прыгать же с отвесной стены, невесть откуда взявшегося здесь, средневекового замка? Одна из девочек посмотрела вверх, помахала ручонкой.
«Может, я это, только моложе, не всегда мы себя узнаём».
А хода тем временем с крыши только два – куда-то наверх по открытой лестнице, куда не нужно, и вниз, где снова зияет чёрный узкий провал в стене. Но это она уже проходила. Ход приведёт её на ту же самую крышу. И снова, и снова. Этот чёртов замкнутый круг не кончится никогда. Она живёт в этом адовом круге, отчего же ему ей не сниться по ночам? Хочется сесть и сидеть, наблюдая радужную картинку из собственного беззаботного детства, но декорации сменились сами собой.
То ли больница, то ли разделочный цех. Коридор белый, свет тусклый – мерцающий. Отворяются половинчатые двери. Вот и Он. Стоит в конце коридора. Вероятно, смеётся. Вероятно, потому что не видно. Всё лицо человека замотано бинтами. Выхода нет, нужно подходить. В нос ударил запах. Этот особый запах, который бывает только в больничных помещениях. Запах бинтов и крови.
– Помнишь меня?
– Ты не настоящий! Ты мне снишься!
– Помнишь?
Человек невозмутимо начинает разматывать лицо. Мокрые от крови бинты, вместе с кое-где прилипшей к ним кожей сходят с живого мяса, падая на пол. Ужас приковывает женщину к полу. У человека нет носа. Вместо него – провал. Дырка в черепе. А лицо… Страшное, покрытое волдырями, обожжённое… К горлу подкатывает помок. И тошнота. То же ощущение, что и много лет назад, когда ей разрешили зайти в больничную палату. Челюсти с отсутствующими губами разомкнулись.
– Я застрял.
Голос почему-то звучит отовсюду, отражаясь от стен, а тембр – мягкий, обволакивающий, каким обычно говорят актёры, озвучивающие рекламные ролики.
– Я не…
И вдруг он заорал.