Георгиевна, какая вам разница, в чем сидят зрители? Главное, чтобы они приходили, смотрели и слушали.
– Смотреть и слушать они могут в кино, а в театр ходят душу лечить. Для этого настрой нужен…
– Фаина Георгиевна, вас так любят зрители!
– Не меня – моих героинь. За ними меня никто не видит.
– Раньше были прекрасные пьесы и гениальные режиссеры, потом режиссеры стали просто хорошие, теперь режиссеры г…но, осталось испортиться пьесам, и театра не будет.
– Вы счастливый человек? У вас столько поклонников, такая популярность…
– Разве в этом счастье? Счастье это когда ты нужна, а когда кроме Малыша в тебе никто не нуждается, разве это может быть счастьем?
Малыш – собака Раневской, дворняга, которую она подобрала на улице больной и выходила.
– Страшно раздражают актерские улыбки.
– Почему?
– Никогда не знаешь всерьез, или это ради репетиции?
– Отрепетировать можно все, кроме собственного рождения.
Раневскую пытаются убедить в необходимости присутствовать на каком-то скучнейшем заседании. Она, потупив глаза, басом:
– Не могу, у меня сегодня свидание…
Собеседник на несколько мгновений теряет дар речи, опомнившись, зачем-то интересуется:
– С кем?
– С самой собой. Я не могу ни пропустить, ни опоздать, голубчик, извините.
– Тротуары у театра в дни спектаклей вымощены поклонницами Генки Бортникова.
– Актеры разучились играть так, чтобы зрители не замечали ошибок костюмеров или рабочих сцены, а также их собственных оговорок. Вот когда в монологе Гамлета «Быть иль не быть – вот в чем загвоз» зрители не услышали последнего слова, можно было не сомневаться – перед нами настоящий Гамлет. А если зрители из зала подсказывают: «Пить иль не пить…», это значит, ни Гамлета, ни Шекспира на сцене нет.
– Никто не может быть абсолютно похожей на Любовь Орлову!
Не замечавшие у Раневской приступов льстивости актеры ждут продолжения, которое следует незамедлительно:
– Даже ей это не всегда удается!
Актриса, большая любительница сплетен, передала Раневской, что о ней плохо думает некто N. Раневская только пожала плечами:
– Я давно уже ему отомстила.
– Как?
– Подумала о нем еще хуже.
Раневская и Марецкая сокрушаются из-за изменений во внешности. Раневская:
– Раньше смотрела в зеркало в гримерке и видела молодую девушку, которую нужно загримировать в старуху. А сейчас вижу старуху, которую и гримировать не нужно.
Марецкая:
– А у меня наоборот. Раньше видела молодую девушку, которой грим не нужен, а теперь вижу старуху, которую нужно раскрасить, как молодую.
– В нашем театре любая актриса может стать примой, при условии, что это Верка Марецкая или Любовь Орлова.
– Это так сложно, так сложно: сначала написать, а потом сыграть пьесу так, чтобы зрители не приняли антракт