зарослей, где прятались во время битвы, и теперь предлагали крестоносцам кто что мог: несколько яиц, козий сыр, чистую воду, дыни с расположенных неподалеку огородов. Дыни у питавшихся в походе кониной и кашами крестоносцев шли просто нарасхват.
Следуя за королем Гвидо, Мартин увидел в отдалении еще пару уцелевших башен, венчавших некогда куртину[33] южной стены города. Ныне от стены остались одни обломки, но одна из башен была почти целой, и над ней уже развевалось черно-белое знамя с алым крестом, указывающее, что там расположились рыцари-храмовники. В сумерках стяг ордена едва можно было различить, но Мартин с облегчением перевел дыхание: чем дальше от него будут тамплиеры, тем лучше. А вот госпитальеры заняли строение бывшего склада совсем рядом от пролома в стене, куда входили Гвидо и Мартин. Госпитальеры, занавесив руины полотнищами с белым крестом, устроили за ними нечто вроде лазарета, и сейчас тут было немало раненых, за которыми ухаживали орденские лекари. Им помогали те самые прачки, что обычно ехали в обозе. Этих немолодых, зачастую непривлекательных женщин разместили среди руин со всевозможным комфортом: установили над их обиталищем навесы, отдали им помещение, где толстые стены создавали некое подобие уединения и могли оградить от ветра с моря. Рядом же находился колодец, чтобы прачки не носили ведрами воду, а могли тут же стирать окровавленную после боя одежду крестоносцев, а главное – бинты и полотнища для перевязок. Сейчас Гвидо с Мартином проходили мимо этих белых полотнищ, развешанных на растянутых веревках. Мнимому Фиц-Годфри в какой-то миг даже почудилось, будто он услышал знакомый голос, который, однако, звучал несколько странно – сильно шепелявил:
– Видали бы вы, голубушки, как я шбил копьем того проклятого шарашина, вштавшего на моем пути во время атаки. Это уше потом меня огрели шаблей по шлему. Да так… Шрашу веш рот в кровищи!..
Мартин криво усмехнулся. Обри де Ринель. Кажется, в сражении англичанин прикусил себе язык. Вон и хлопотавшие рядом с англичанином прачки, жалеющие его, уверяли, что он рыцарь хоть куда, несмотря на то, что потерял кончик языка. Ничего, ведь у других ранения куда похуже.
По крайней мере Мартин мог быть спокоен, что обычно ехавший в свите Ричарда во главе колонны де Ринель не будет присутствовать во время представления аскалонца королю. К счастью, и Лестера там не окажется: по пути Мартин заметил молодого графа в компании с какимито рыцарями в арке рухнувшего здания: «милый племянник» о чем-то беседовал с ними, и они беспечно смеялись.
Продвигаясь за Гвидо, Мартин неожиданно разволновался совсем по другой причине: сейчас он будет представлен самому Ричарду Львиное Сердце! Он вдруг испытал прилив гордости. Сегодня он сумел показать, на что способен, и если такие люди, как Лестер, Лузиньян и сам Ричард, хотят воздать ему должное, то это воистину честь! По крайней мере после сегодняшнего дня у него в душе уже не будет той скверны, которая поднималась всякий раз при воспоминании о зле, какое он совершил