что разорвать простыню совсем просто. Я сделал длинную веревку, привязал один ее конец к ручке бюро, которое стояло недалеко от окна, открыл окно и затянул хорошенько узел, как это делаю пожарные, когда спасают людей.
Не могу описать словами, что случилось потом, потому я уже был снаружи и не знал, что моя кровать ударила в кирпичную стену; ящик бюро выскочил, но, наверное, простыня оказалась достаточно прочной. Все, что я знал – я увидел звезды, а потом – блаженная тьма.
Когда я пришел в себя, папа как раз говорил:
– Неисправим. Ставлю на нем крест. Ох, какая жалость – он приходит в себя!
Что со мной сделают? Боюсь спрашивать об этом. Почему Бог не послал им другого, хорошего мальчика вместо такого, как я?
Думаю, что если бы папа сидел на хлебе и воде, как будто он какой-нибудь преступник, он сделал бы гораздо худшую веревку, чем я. Взрослые так несправедливы к детям!
Глава 6. Под столом
Не понимаю, почему Сюзан всегда так волнуется насчет писем; наверное, ей кажется, что она умрет, если не получит свои записочки через пять минут после того, как в дом вошел почтальон. Я должен бросить свои любимые игры – шарики или что-нибудь такое, и бежать для нее на почту – как будто, если она испортит мне игру, получит за это три сотни! Я уже болен от этой почты. Сегодня она послала меня, как обычно. Я очень спешил; но все-таки решил встретиться с Томми Тилденом – его отец обещал продать новенький ножик, который его дядя Бен дал ему, когда уезжал, и я боялся, что он продаст его какому-нибудь другому мальчику, а у меня и дел-то было – одно дурацкое маленькое послание. Крошечная розовая штучка. Поэтому я решил прочитать его, и, если оно окажется неважным, так нечего из-за него и спешить. Почтальон и несколько других людей очень смеялись, когда увидели, что я его открываю. Вы бы видели это письмо: странички малюсенькие, исписанные с обеих сторон и еще вокруг. Я никак не мог перестать его читать. Отдал пакет обратно почтальону, чтобы он пока подержал его у себя.
Я преступник, как всегда. Только потому, что у почтальона есть сестра – старая дева, которая имела глупость читать Сюзины письма; а девушка, которая его написала, смеха ради спросила: «Кому почтальон доставил краску для волос – тебе или мисс Хорнблауэр?»
Реклама! Реклама! «Моя старая фотография до того, как я стала использовать растительный сицилийский обновитель волос».
Мисс Хорнблауэр – это так его сестру зовут. Она рассердилась, как шершень, когда прочла это письмо, и теперь вы не встретите другой такой злыдни. Она злится, как шершень, на Сюзан, Сюзан злится, как шершень на нее, и обе они злятся, как шершни на меня. Девушки вечно из-за чего-нибудь сцепляются. Мне что-то не хочется больше быть хорошим мальчиком. Я буду очень рад, когда, наконец, вырасту. Не думаю, что я когда-нибудь женюсь. Мальчики слишком много знают о своих сестрах. Они видят, как девочки поднимаются по лестнице с волосами, накрученными спереди на бумажки, на затылке заколотыми в шишку, со шпильками, торчащими из головы, как рога, и с простоквашей, которую