голубоглазый цыган, который, ловя замёрзшими руками снежинки, пошатнул орбиты моей внутренней Вселенной. Его образ, лениво запечатленный полным вдохновленных картинок сознанием, выветриваться из моей головы не желал, будто капля чернил, растворившихся на белой блузе глубоко-темным пятном: нежный и тонкий, эфемерный, но, в то же время, твёрдый, как гранит покидаемых мною скал.
Утопая в романтизированной иллюзии, я юркнула в тёплый автобус, скинула изрядно промокший капюшон и уютно устроилась у окна, прикрывая глаза, чтобы успокоиться. Дорога до Верхнего Ларса – перевала из Грузии в Россию – была долгой, а в аномально снежную ночь оставалась вероятность пробок и заторов из-за схода лавины. Серпантины и проносящиеся мимо церквушки, статные соборы, зелёные долины и каменистые неприступные ущелья, крепости из серого камня; и бабушки, сидящие на дороге возле туристических точек, продающие вкусную разноцветную чурчхелу и сухофрукты.
Дорога вилась, как уж; серпантин набирал обороты, а звёзды над головой светили всё ярче, мерцая на толстом слое снега, который щедро облачил горы в белоснежные шапки. Я любила Грузию, её сухую, скупую, но в то же время такую зелёную природу, её звездное небо, её теплый, только что выпеченный хлеб, её очаровательных бабушек и дедушек, и безграничное чувство свободы, что я ощущала здесь. Я любила могучие храмы и не имеющие конца туманные поля. Бурный Терек, прекрасную Арагви. Кахетинские виноградники и магию ночного города любви – Сигнахи. Я любила Сванетию, двуглавую Ушбу, гостеприимных благородных сванов, свежесваренный турецкий кофе, который превосходно готовил бариста у подножья фуникулёра в центральном городе Сванетии – Местиа. Я любила холодный, безразличный Казбек и церковь Гергети у его ног. Добродушных и очень смышлёных псов-проводников, которые обитали в горных деревушках и повсюду сопровождали непутёвых туристов. Грузию нельзя не любить, она просто не позволит.
Автобус скользил по лёгкой наледи, снег скрипел под шинами и под этот скрип я задремала, укачанная на поворотах. Серпантин всё вился и вился, мы ехали всё выше и выше, и я надолго заснула, утопая в томном красочном озере грез под тихий шепот десятка полупризрачных голосов в салоне.
Разбудил меня пронзительный крик, простреливший все тело до самого горла, куда будто бы метнулось неожиданно выдернутое из тихого полонеза сна сердце. Удар. Широко распахнутые глаза упираются в разбитое стекло. Всё слишком быстро, так, что я не могу определить, где заканчивается мой сон, а где начинается реальность. Моё тело подбрасывает в воздух, будто оно – шарик, который кинули о стену, и щёку больно обжигает первым снегом. Наступает тишина, а, может быть, она наступает внутри меня. Мой затылок касается заснеженного асфальта, а руки и ноги обдувает промозглый ветер. Холодно.
Горы такие красивые, и я вижу, как они целуются со звёздным небом, упоительно наполняя собой всю существующую реальность окружающей эпопеи сумеречной мглы. Назойливый, снег колет правую ладонь,