Нечего было переться в толпу.
Таня пихнула его локтем в бок.
– Ты, жестокая скотина!
– Я прагматик. Теперь в прессе поднимется волна, строительство вместе с его охранниками обольют помоями, прокуратура вынуждена будет отреагировать.
– Да, но какой ценой?.. Это безнравственно!
Сергей вздохнул.
– Может быть. Но не мы все это начали, так что не мы отвечаем за цену. Нам объявили войну. Понимаешь ты? Это настоящая гражданская война. И мы обязаны использовать любые методы. Нравственные или не очень. Главное – победить.
– Ты уверен в победе?
– Я не уверен, что мы победим. Они слишком сильны, а нас слишком мало. Но мы можем выиграть хоть несколько сражений. – Он помолчал. – А иначе вообще какой смысл?
В больнице у Дианы начались преждевременные роды. В пять месяцев ребенок не выживает, сказали Виталию врачи, но можно, если все будет хорошо, дорастить его в специальной камере…
Всю ночь Виталий мерил шагами длинный больничный коридор. Не присаживаясь, не выходя в ночной супермаркет, не разговаривая ни с кем. Врачи работали в операционной, с ними поговорить было нельзя. Утром хирург, пошатываясь, вышел и покачал головой. Спасти не удалось. И ребенок, и мать умерли. Какие-то осложнения.
– Мы сделали все, что могли. Примите мои соболезнования…
Виталий перестал дышать. Его лицо побелело, глаза сползлись к переносице. Он застыл, как камень.
– Сестра! Скорее сюда! – закричал хирург…
Вечером Вера позвонила Андрею.
– Ну что? Когда ты освободишься? Помнишь, мы в кино собирались.
Молчание. Потом он ответил:
– Э… Прости, милая. Не получается. Ну никак, честно. Работы выше крыши. Как раз с одним клиентом закончил, а через полчаса еще подъедут.
Теперь уже Вера замолчала.
– Он неожиданно позвонил, – оправдывался Двинятин. – Это давний знакомый, у него акита-ину, редчайшая порода собак. Таких в Киеве всего несколько. Надо посмотреть, там проблемы…
Вера не хотела говорить все, что об этом думает, по телефону. По телефону такое нельзя. Слишком легко бросить резкое слово и отключиться. Слишком просто, когда не смотришь в глаза.
– Когда ты придешь?
– Верунчик, я не знаю. Как только освобожусь.
Она сдержалась привычным усилием. Слишком привычным.
– Хорошо. Буду ждать. В кино пойду без тебя, извини.
– С кем? – ревниво вскинулся ветеринар.
– Одна, – усмехнулась она.
Снова молчание. Ну? Что же ты не скажешь весело: «Конечно, дорогая, я буду только рад за тебя»? Расстроился? Тоже хотел посмотреть этот фильм? И знаешь, что сам никогда не выберешься. Только со мной. Ну?
– Но как же…
– Прошло две недели, – терпеливо, как малому ребенку, сказала Вера. – Я ждала тебя, ты не мог. Сегодня последний день демонстрации этого фильма.
Он вздохнул.
– А что завтра вечером, Андрюша? Опять работаешь? Хочется гулять, пойти куда-нибудь развлечься. В парках сейчас хорошо,