с высокими скулами. Такие парни нравятся девчонкам. Хотя Никольская его даже не видит… чем взял ее, интересно?
Хотя у нее вряд ли большой выбор.
Мне чудится во взгляде этого Никита что-то странное, недоброе… и приходится обругать себя, чтобы хоть немного привести в чувства. Это что, ревность? Впервые за тридцать с хвостиком я ревную? Да ладно, мать вашу, такого не бывает.
– Значит, так. Техника безопасности такая: слушаем команды тренеров, выполняем все четко и без разговоров. Те, кто может смотреть – смотрим, куда едем. Кто не может, слушаем тренера. Падая, группируемся, стараемся упасть на руки. Колени согнуты всегда! Парень, шнурки перевяжи, ты запнешься о них, едва выйдешь. Стоишь на коньках?
– Чуть-чуть.
– Чуть-чуть, – передразниваю его. – Рита, поставь вьюношу на коньки и обучи хотя бы фонарикам, что ли. Никольская, раскатываемся. Обычным, не беговым, я еду перед тобой, если что перехвачу.
Она нервно облизывает губы, и явно не в первый раз: от помады остались одни следы. А в прошлый раз не красилась.
Шаги на льду неуверенные, хотя ее тело еще помнит тренировки. Это скорее страх перед темнотой, неизвестностью. Мне приходится взять ее руку, чтобы вести за собой, и я чувствую, как подрагивают пальцы в моей ладони.
– Свидание? – будто невзначай интересуюсь.
– Какая разница?
– Просто интересно.
– Да. Свидание.
– Лучше бы сходили в кино.
– Смешно. А шутки не связанные с моим зрением у вас в арсенале есть?
– Извини. Я забываю.
– Это же так незаметно, – усмехается Настасья.
А я думаю, что да, это незаметно. Странно, конечно, видеть на льду девчонку в черных очках, но она скользит и двигается так, словно не было четырех лет разлуки со льдом. Да, вряд ли Никольская сейчас способна хоть на одинарный тулуп, но ее навыки все еще при ней. И мне вдруг хочется позаниматься с ней подольше. Чтобы проверить, способен ли я восстановить хотя бы часть тех умений, что были у нее перед злополучной аварией. На удочке поднять ее в воздух, поставить какую-нибудь дорожку. Это все бред, мне хочется верить, что Никольская скоро сдуется и забьет на лед, но яркие картинки то и дело возникают в голове. А с ними еще одни, совершенно неуместные, излишне откровенные.
– Так. Будем делать «цапельку». Я стою у борта, ты едешь прямо, если будешь слишком близко, я тебя поймаю. Поняла? Прямо ехать сможешь?
– Смогу!
– Настька-а-а! – ржет парень, неуклюже проезжая мимо.
Рите он, кажется, нравится. А я не могу отделаться от ощущения, что где-то его видел.
Засмотревшись на хахаля Никольской, я едва не пропускаю момент, когда она доезжает до края катка. Чтобы она не врезалась в бортик, я протягиваю руки и ловлю девчонку. В этот же миг меня окутывает легкий флер ее духов. Я сжимаю руками талию и невольно поражаюсь тому, насколько Никольская худая, даже спустя столько лет после ухода из спорта. Она только что исполнила практически идеальную цапельку, и фигуркой, что легко катит по льду на одной