где-нибудь далеко от долины, как правило, высоко в горах, где они и была обречена жить до скончания своего века – как правило, короткого, так как каждая голодная и холодная зимовка высоко в горах всякий раз отнимала несколько лет от жизни женщины-змеи, отмеренного ей Создателем при рождении.
Изменить что-либо в положении Ведуний, чьим ремеслом было предсказание, было невозможно.
Летом и осенью, когда воздух в горах дышал благодатной прохладой, из долины к пещере Знающей небольшими группками поднимались Просители. Они просили, чтобы Ведунья рассказала им о том, что ждет их, или их родных и близких о том, что их ждет в ближайшем будущем, что происходило с ними в прошлом, что стряслось с родичем, пропавшим на другой стороне Шаа много лет назад.
Ташша отвечала всем.
Иногда Просители уходили удовлетворенные, и тогда в её пещере появлялись пища, одежда, украшения. Если Просители не получали того ответа, на какой рассчитывали, в жилище Ташши все оставалось по-прежнему.
Со временем Ташша стала лукавить.
Знание открыло ей не только то, что было на самом деле, но и то, чего именно хотят слышать от неё Просители.
Однако.... Потакание вкусам визитеров из долины принесло совсем не те плоды, на какие рассчитывала тогда совсем еще молоденькая женщина-змея. Со временем ручеек Просителей, а вместе с ними – и даров, оскудел, иссяк почти полностью.
Ташша понимала, что причина – в тех её предсказаниях, которые не сбылись, или сбылись с точностью до наоборот, ибо часть того, что хотели слышать от неё просители и то, как дела обстояли на самом деле, отличались диаметрально.
К сожалению, свою оплошность Ведунья заметила слишком поздно – когда в долине уже пополз и распространился слух о том, что она намеренно вводит в заблуждение Просителей.
Уже несколько лет Ташша влачила полуголодное существование, довольствуясь только тем, что давала скудная фауна её огородика, разбитого на террасе одного из ближних горных склонов.
Женщина-змея понимала, что в таких условиях жить ей осталось недолго. Дважды она намеревалась заглянуть в свое собственное будущее, но всякий раз отступала от этого намерения, понимая, что знание времени и места собственной смерти она может не вынести.
– Поживу, сколько даст Бог! – от этой формулировки, произнесенной вслух, ей становилось немного легче; понимание того, что Судьба любого смертного существа в мире – исключительно в руках Всевышнего, давало ей свободу в её мыслях и поступках.
Прогорел очаг.
Языки пламени спрятались под черные головешки, однако чуткие тепловые рецепторы женщины-змеи отчетливо "видели", а тело ощущало жар, интенсивно сочившийся из глубины очага и камней, его окружающих.
Ташша задремала прямо у очага. Это было выше её сил – добровольно покинуть место, где каждая клеточка её тела пропитывается теплом. Теплом, которого скоро будет очень мало, а затем – и не станет вовсе, так как на все соседние вершины