что снова расплачусь у него на глазах после того, как он бросил меня в моем мире. Допустим, ты на что-то надеешься, а там, за пределами надежды – словно приз, оставленный за прилавком, запертый в шкафчик, недоступный для тебя, – есть нечто такое, на что ты даже не смеешь надеяться. Если ты получаешь это неожиданно, без предупреждения и, что хуже всего, без всяких усилий, значит мир сделался волшебным. Значит, мир стал местом, где молитвы бессильны, грехи не караются, нет никакого равновесия, наказания и награды раздаются наугад, словно ими ведает пьяный или безумный король. Местом, вредным для жизни.
– Заходил твой брат, но миссис Грин была неумолима, и наш Феликс…
– Могу я увидеть Феликса? – перебила я его.
Натан рассмеялся:
– Он здесь, за дверью, ждет тебя. Постоянно о тебе спрашивает.
Значит, он жив. Каким окажется мой брат на этот раз? Всегдашним безрассудным упрямцем, готовым броситься в водоворот новой любви, как бы она ни выглядела в этом странном мире? С тех пор как я видела его в последний раз, все наверняка изменилось, и сильно изменилось. Здесь не должно быть дурацкой вашингтонской невесты, и зашифрованных посланий в его глазах тоже. Да, на этот раз мой Феликс может быть самим собой, а если это так, поклялась я себе, я никогда больше не закрою глаза, никогда не покину эту землю, до которой добралась.
– Позови его! Позови его сюда! – закричала я.
– По крайней мере, его ты помнишь. Знаешь, вчера, – с озорной улыбкой сказал Натан, – ты считала, что ты явилась из прошлого. Как-то так.
– Разве мы все не из прошлого? – улыбнулась я. – А я говорила, на что оно похоже?
– Нет. Но мне кажется, ты считала, что оно совсем не похоже на настоящее! – Он рассмеялся. – Теперь ты вернулась. Ты вправду считаешь, что готова к встрече с ним? Мы не хотели тебя будить.
– Да, конечно! Страшно хочу его видеть.
Казалось, Натан сильно взволновался. Его длинное лицо – для меня все еще разительно безбородое – скривилось в улыбке, очки сверкнули, и он исчез в коридоре, где заговорил с кем-то. Заблестела дверь – белый лакированный прямоугольник.
Оставшись одна, я оглядела комнату внимательно, как детектив, изучающий место убийства: надо было подыскать ключи к этому миру. Для больничной палаты она была довольно опрятна. Правда, на туалетном столике, рядом с лаком для ногтей, валялась пара чулок со спущенными петлями, скрученных наподобие клубка змей. Возле столика стоял секретер с поднимающейся крышкой: на нем лежали стопка конвертов, канцелярские принадлежности и мраморная авторучка. Всюду витала золотая пыль. Я старалась примечать все новое. В углу стояло странное металлическое устройство, вроде лампы солнечного света. Вот тогда я и увидела свое отражение в трехстворчатом зеркале туалетного столика.
Там была не я. Не та я, которая так часто отражалась в моем треснувшем зеркале, внутри другой-комнаты-похожей-на-эту: высокая, короткостриженая, со слишком широкими бедрами (если в джинсах), со слишком маленькой грудью (если в блузке), неправильно сложенная,