как посыльный исчез, я закрываю дверь ногой и наконец кладу этого огромного монстра на диван. Если я распакую его сейчас, то приду к Энди еще позже. Скривив губы и скрестив руки на груди, я на мгновение задумываюсь над этим…
– Ой, да к черту!
Я разрываю пакет, прекрасно зная, что иначе мое любопытство будет преследовать меня весь вечер. Думаю, в какой-то момент я просто сорвусь из клуба, чтобы вернуться сюда и открыть эту штуку. Я предпочла бы уберечь мою подругу и саму себя от подобных эксцессов.
Содержимое коробки шуршит и поскрипывает. Я отгибаю картон и заглядываю внутрь. Что за ерунда?
Ветви. Кто-то прислал мне огромную кучу веток. Открыв рот, я смотрю на тонкие темно-коричневые ветки, обернутые лентой пастельного цвета с блестящим розовым бантом.
На ветках какие-то штучки. Их достаточно много. Они выглядят роскошно. Я осторожно провожу по ним кончиками пальцев и с трудом верю тому, что чувствую. Маленькие круглые и овальные помпоны чудесного ослепительно-белого цвета, вырастающие прямо из веток, на ощупь такие мягкие, что похожи на натуральный мех или пух.
Я осторожно поднимаю необычный букет и краем глаза вижу, что что-то свисает с банта. Какая-то этикетка. Я ловлю ее, разворачиваю – и одно слово, которое сразу бросается мне в глаза, заставляет что-то взорваться во мне.
Кошечка. Там написано: «Кошечка».
Я оказалась права в своем предположении.
– Придурок! Этот раздражающий, глупый, высокомерный… – Я издаю короткий гневный крик, опускаю букет на диван и разъяренно топаю в свою комнату, где снова хватаюсь за мобильник.
Идут гудки. И затем я отчетливо слышу, как он снимает трубку.
– Мэйсон! Ты… ты…
Боже, я так зла, что не могу даже больше оскорблять его.
Я слышу, как он смеется – тихо и немного печально.
– Можешь объяснить мне, почему ты посылаешь мне букет веток? Было бы даже лучше объяснить, почему ты вообще что-то посылаешь. Мне это не нужно, Мэйсон. Ни цветов, ни конфет, ни приглашений: ни в кино, ни в театр, ни в какое-либо другое место.
Ладно, я соврала насчет шоколадных конфет: они были просто фантастическими. Цветы тоже, но он не должен об этом знать. Это дело принципа. Мы обсуждаем это с тех пор, как Энди познакомилась с Купером. Кажется, у Мэйсона проблемы с головой. Он, блин, не может понять, что я ему говорю.
– Я думал, они тебе понравятся. Эти пушистики, на самом деле, верба. Упрямые, жесткие и в то же время приятные и мягкие, если захотят. Они напомнили мне тебя.
– Ты сводишь меня с ума, ты это знаешь?
– Давай сходим куда-нибудь, Джун.
Я закатываю глаза и хочу, чтобы он не усложнял мне жизнь. Этого никогда не произойдет.
– Нет.
– Тогда я спрошу потом еще.
Он снова смеется, и мне приходится сосредоточиться на своем недовольстве, потому что на этот раз я могу его ясно представить: этот его озорной взгляд, эти ямочки на щеках.
– Если это хоть как-то делает тебя счастливым, можешь продолжать в том же духе. Но мой ответ останется неизменным.
– Посмотрим,