Больше не могу! – возмутилась Валерия. – Не выйдет из меня репортера, видишь сама.
– Это потому, что ты пасуешь перед объектом, – невозмутимо возразила Елизавета.
Валерия покраснела.
– Пасую! Да пасую! – закричала она.
– Но почему? Почему?
– Потому что это унизительно. Бегать за прохожими и каждому совать микрофон в зубы, когда им нет до тебя никакого дела. Прошли времена, когда народ млел перед прессой. Журналистов теперь не уважают, а презирают. Все вы нули без палочки, сливные бачки.
– Вовсе не нет, – возразила Елизавета. – Мы по-прежнему сила. Кто они такие, эти прохожие? Мошки. Вот эта девица чмошная, кто она? Конечно же муха, а я, если захочу, такого слона из нее раздую, что только ку-куру-куку. И она это сразу почувствует, как только я к ней подойду. Вон, видишь еще одна дебилка хиляет. Дай-ка мне микрофон.
Валерия растерянно протянула раскрытую сумочку. Елизавета выхватила из нее микрофон, небрежно бросила «смотри!» и бесстрашно врезалась в толпу. Минуту спустя Валерия с восхищением наблюдала как под напором самоуверенности ее подруги нагловатая девица становится мягче воска. Елизавета ласкала голосом и уничтожала взглядом. В конце концов девица утратила апломб, смешалась и смущенно залепетала несусветную чушь. К роковому мужчине ее лепет не имел отношения, однако Елизавета была довольна и горда.
– Учись, пока я жива, – снисходительно бросила она Валерии, небрежным кивком отпуская вконец сомлевшую девицу. – Секрет прост, надо быть понаглей. Наглость – второе счастье.
– А первое – что? – спросила Валерия и, не дожидаясь ответа, запротестовала: – Нет уж, я пас. Это не для меня.
– Да ты что? – возмутилась Елизавета. – Такое дело тебе предлагаю. В наше время умные люди от этого не отказываются.
– Значит я дура, – отрезала Валерия, но, наткнувшись на сердитый взгляд подруги, растерянно добавила: – Нет, правда, Лиз, ни репортера, ни журналистки не получится из меня никогда. Писать я не умею, а незнакомых людей просто боюсь.
Елизавета горестно головой покачала и со вздохом произнесла:
– Ой, Лерка, ладно, пойдем куда-нибудь перекусим. Жрать хочется, аж ку-куру-куку.
Валерия виновато пожала плечами:
– Нет, я домой.
– Домой?! К своему Французскому?! Слушай, в чем дело? Не умрет он там без тебя.
– Ну почему сразу к Французскому? Просто у меня много работы, неотложные дела.
Елизавета махнула рукой:
– Да нет у тебя никаких дел, ты безработная. А твой пьяница и бабник – французский кобель, подождет. Кстати, показала бы мне его.
– Ты же в аэропорту его видела.
– Ну да, едва помаячил на горизонте. Почему прячешь? Все равно знаю, что снова ты подобрала облезлого заморыша, «мудрого и несчастного», – Елизавета передразнила подругу и с осуждением спросила: – Эх, глупышка, когда ты уже поумнеешь?
Валерия пыталась оправдываться и упрямо лепетала про свои дела, но Елизавета слушать не захотела.
– Короче, ку-куру-куку! – бодро воскликнула она, подхватывая подругу под руку и увлекая ее