он, как председатель экспертной комиссии, брал приличные взятки. Но с другой стороны, покажите того чиновника, который не считает пресловутые взятки кровным своим, заработанным честным трудом – ведь это главный его доход. Впрочем, мы не о том…
Леонид Павлович был взбешен, он подумал: «Какой ужасный непорядок! Мало, что пачкает покрывало, вещи бросила собирать и с подругой о запрещенном болтает, так еще и привыкнет, и дома так станет сидеть, в обуви на кровати с мороженым…»
Евдокия, обнаружив в дверях мужа, приветливо кивнула ему и шепотом сообщила:
– Это Майка!
Он решил: «Хоть майка, хоть фуфайка, сейчас я ей покажу!»
Но, почувствовав как неконтролируемая волна негодования поднимается из глубин его сущности, Леонид Павлович спохватился и бросил все силы на подавление этой волны. Идиллическая атмосфера счастливого брака была спасена.
– Дашенька, – ласково спросил он, – где ты взяла мороженое?
– В холодильнике. Кое-что там испортилось, я это выкинула, но мороженому-то что сделается? Тем более, в морозилке, – со всею нежностью ответила жена и уже небрежно добавила, явно подруге: – Слышь, Майка, Ленечка мой пришел. Позже перезвоню.
Отправив сотовый в карман, Евдокия расплела из «лотоса» тонкие ноги и шустро заерзала задиком по атласному покрывалу, сползая с кровати навстречу мужу. Леонид Павлович строго смотрел на жену, мысленно собираясь перед нотацией и размышляя с чего начать: с обуви, или с мороженого, или с того, что в определенные моменты подругам звонить не полагается.
Хотелось говорить обо всем, однако он и слова сказать не успел, как снова затренькал сотовый. Прижав к уху трубку, Евдокия изменилась в лице.
– Ма-моч-ка! Кажется, я сейчас умру! – пропищала она, и в глазах ее отразился такой запредельный ужас, что Лагутин струхнул.
– Что случилось? – воскликнул он, бросаясь к жене. – Нас затопили?! Дома пожар?!
– Хуже! Гораздо хуже! – истерически закричала Евдокия, и нервы его не выдержали.
Леонид Павлович вырвал телефон у жены и лихорадочно прижал его к уху.
– Сначала я не поверила, – неистовой скороговоркой, пронзая барабанную перепонку Лагутина, строчил женский голос, – ну капелька и капелька. Всего одна. Я думала, это варенье вишневое. Сестре-сладкоежке накостыляла, чтобы и близко к роялю не подходила со своими дурацкими бутербродами, а потом вижу, лужица. Лужица, Дуся! А потом целая лужа!
– Что-оо?! – взревел Леонид Павлович. – Какая лужица-лужа?! Какие бутерброды?!
Он в ярости отшвырнул от себя трубку – правда не на пол, а на кровать, на мягкое покрывало – и гневно уставился на жену:
– Хочешь в могилу меня загнать? Довести до инфаркта решила?!
Евдокия нервно икнула:
– Леня, у Евы в доме жуткие творятся дела!
– Ха! У Евы творятся дела! А у меня еще хуже: родная жена издеваться изволит! Взялась меня извести! Неужели не ясно, когда ты так завопила, ноги мои подкосились! Я думал, что в нашей квартире пожар!
Евдокия снова икнула и покосилась на