у человека! И сейчас готово: проявляй себя так и в жизни… упорно и с полным расчетом?! Говорите, что теперь уж ничего не уступите без борьбы? Значит, бей наповал?!
– Если я считаю своим правом…
– Вот-вот! Считаю… своим… правом! – сердито качая пальцем, повторил капитан. – А если… я считаю своим правом… то же?! Я послабей, так меня и за глотку?! Э, батенька…
– Ну, и пусть, так! – поддаваясь на раздражение, запальчиво сказал Сушкин. – А свое настойчиво буду проводить, коли уцелею.
– Так уже постарайтесь и уцелеть… по таблицам! И что за таблицами – и туда заглянуть постарайтесь и предусмотрите. Пульку-то, которую сейчас где-нибудь в Гамбурге какой-нибудь хромой немец для вас отлил, предусмотрите! А… может, и для меня какой-нибудь Ганс мертвый газ делает… а я хочу верить, что расчет у Ганса-то Вурстыча и не выйдет, глядишь! все его выкладки-то один мой Котик своей туфелькой расшибет?! Так как-то выйдет… Я туфельку-то получу да со своим батальоном и прорвусь в тыл, да всю заготовку-то и опрокину! И не за себя, а за Котика, за всех! На какой вершок эту туфельку прикинете? А Бельгию-то куда девать? Ведь ей по вашим-то таблицам надо бы для немцев дорожки мостить! Дважды два – четыре!
– Не так вы меня берете! – сказал досадливо Сушкин и поглядел на верхнюю койку – спать бы. – Я что говорю… Нашему расхлебайству да еще и евангельскую мораль!.. Это когда можно было дремать под солнцем. А теперь что идет?! Подставление щек надо сдать в архив. Теперь все глядят, нет ли еще и третьей щеки готовой. Многое придется повыкинуть! – решительно сказал он и отшвырнул окурок.
– Ну, и вы, голубчик, поизмочалились… – сказал, присматриваясь к нему, капитан. – Меня граната контузила, а вас волшебная картина боя потрясла. Теперь и с зарядцем! У курсисток молоденьких так бывает. Новенькое узнали, а сами зелененькие еще… и сейчас у них и словечки новенькие, по специальности: и абсцесс, и процесс… так и сыпят! На собрании раз послушал!.. координация, организация… такие профессиональные словечки! А, по-моему, это называется – бумагу жевать!
– Эх, капитан! А нутра-то не видите? – сказал Сушкин, а капитан подхватил:
– Ага! В нутро-то еще верите?! Я про что говорю – бумагу жевать? Я нутра не трогаю! Говорю – бумагу жевать! когда одно – а-а-а! – сделал он ртом, прихватывая усы. – Про словесный раж говорю!
Торчавшая с верхней койки нога шевельнулась, и басистый голос сказал значительно: – гм!
– Вот и у вас это… – продолжал капитан. – Узнали на опыте, как орудие цифру слушает, – математику в жизнь! Увидели, что на войне организованность делает, – железом вгоняй организованность! В мозги программу, в душу таблицу? По этой логике младенцев можно душить, сапожищами гвоздяными да покрепче, чтобы хрустело?! Народы стирай, туда их, к дьяволу… с их скарбишком несчастным, с ребятами, с потрохами, с веками! Топчу, потому пра-во имею! а право у меня на чем?! Весь в железе – вот мое право! аппетит имею и математикой докажу, что прав! Это вы у ихнего Ницше прочитали?!
Сушкин понял, что спорить