Алихана. На снос. Вася – сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?
– Понятно, – мы с Васей синхронно кивнули.
– Толстый – нужен, – подчеркнул Петрушин. – А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба – так, если получится…
Женщина показалась в секторе – выпрямилась и села на левое колено.
– Понеслась, – буркнул Петрушин.
Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом.
Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» – Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что-то из кармана…
– Твою мать… – всхлипнул сумевший что-то рассмотреть Вася. – Вспышка с фронта!
Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь – так учили.
Бу-бух-ххх!!!
Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.
– Что там? Что?! – захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. – Да подайте голос кто-нибудь!
– По-по-по… – пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.
– Был взрыв, мы все живы, – на бегу сообщил я в рацию. – Подтягивайтесь сюда…
Сосредоточившись на коренастом, мы упустили его водилу. Вася не попал в голову, и на последнем издыхании этот мерзавец привел в действие пояс, видимо, пульт был у него. Впрочем, сейчас это уже было неважно, кто неправильно стрельнул и на ком неверно сосредоточился…
Все четверо были мертвы – от троих вообще мало что осталось. Бензобаки, видимо, рванули одновременно – сейчас остовы машин горели жирным пламенем.
Женщина не умерла, но даже дилетанту было ясно – это ненадолго. А мы не дилетанты. Мы знаем, что с такими ранами люди живут пару десятков минут – при условии, если сразу и обильно вкатить обезболивающее.
Я достал из нарукавного кармана сразу два шприц-тюбика с промедолом и склонился над окровавленным телом, бьющимся в конвульсиях. Женщина пристально смотрела на меня, шевеля губами, зрачки ее глаз были сильно расширены[1]. Петрушин, направивший было ствол в голову женщины, дико вытаращился и пожал плечами. В глазах своего боевого брата я прочел безразмерное удивление.
– Источник, – пояснил я, вкалывая промедол в плечо женщины.
– Ты сдурел, Серый?
– Больше никого не осталось, – я вколол второй шприц-тюбик. – Минут двадцать будет жить.
– Ну ты садюга, Серый, – Петрушин покачал головой и убрал ствол. – Я посмотрю, что она тебе скажет…
Я не садюга. Я офицер-аналитик ГРУ. У меня работа такая. Все «источники» мертвы, остался один и ненадолго. Вернее – одна. Умирающая женщина в пограничном состоянии. Все сдерживающие факторы на нуле, осознание неотвратимости смерти может повлечь