апельсиновых деревьев.
Жильё это ютилось между двумя скалами как птичье гнёздышко. За его плечами отвесно возвышалась гора, создавая естественную стену. Вокруг домика, почти подвешенный в воздухе, был расположен крохотный участок возделываемой земли, края которого круто обрывались над самым ущельем, уходившем вниз на несколько сотен футов.
На плодородной вулканической почве садика произрастали две дюжины апельсиновых деревьев, высоких и стройных, со здоровыми блестящими стволами; их листва бросала на землю такую густую тень, что ни одно растение, кроме бархатистого мха, не осмеливалось запустить между ними свои корни. Эти деревья были единственным источником дохода двух женщин и единственным украшением сада; обвешанные золотистыми плодами, полные душистых цветов, они превращали этот скалистый клочок земли в сказочный сад Гесперид.
Перед дверями каменного коттеджа, как мы уже упоминали, была открытая побеленная аркада, с которой можно было заглянуть вниз в ущелье, как в загадочный подземный мир. Странный и причудливый вид открывался сверху. В прохладной тени можно было разглядеть загадочные входы в пещеры, прикрытые длинными ветвями вьющихся растений, медленно покачивающихся от лёгкого ветра; гигантские серые кусты алое, ухитрившиеся запустить корни в скальные трещины и напоминающие призрачных рогатых эльфов. Не было недостатка и в цветах: белых ирисах, подобных бледнолицым принцессам, выглядывающим из зачарованной башни; пурпурной герани, жёлтом дроке и красных гладиолусах, вспыхивающих яркими красками в редких лучах солнца, долетавших до дна ущелья.
А ещё, в этом месте было то, что дополняет красоту каждой итальянской картинки – весёлое журчанье воды. Прямо рядом с домиком из скалы выбивался чистый горный ручеёк, который с тихим бормотаньем перескакивал с камня на камень, падая, наконец, в причудливую замшелую вазу, затерявшую здесь ещё со времён римских гробниц. Её бока были богато украшены резными листьями и знаками, но смысл их давно потерялся под серым лишайником. Там, где ручей разбрызгивал свою живительную влагу, густо разросся папоротник и адиантум; серебристые капли подрагивали на листьях в такт пения ручья. Избыток воды перетекал из вазы по небольшому жёлобу ко краю сада, откуда скатывался в пропасть, подпрыгивая всю дорогу до самого потока на дне ущелья.
Руины древних построек давали о себе знать повсюду. Садовая стена на краю обрыва тоже была построена из кусков белого мрамора, – вероятно, обломков той же римской гробницы. То тут, то там среди пышной растительности виднелся то коринфский орнамент, то основание старинной колонны, а то и часть какой-нибудь скульптуры. Разбросанные по всей Италии, эти остатки прошлого до наших дней шепчут об ушедшем, о целых поколениях людей, на чьих могилах построена современная жизнь.
– Присядь, отдохни, моя девочка, – сказала дама Эльси своей маленькой подопечной,