нашумевшего дела о самоубийстве детей в Старовеличковской.
– И ты думаешь, тебе такие материалы предоставят? – удивился моей наивности Кепочкин. – Да кому же охота рыться в архивах? И на каком основании мы должны предоставлять журналистам деловую информацию? – хитро прищурился он.
– Но ведь делам – то этим хода не давали, нет там состава преступления, так, констатация фактов…
– Гоняешься за сенсацией? – понимающе кивнул головой мой знакомый. – Эх, Петр – Петр! И где ты взялся на мою голову!
И, нехотя поднявшись, Кепочкин, корчась от боли в затекшей от неудобной позы спине, махнул рукой:
– Пойдем к начальнику, друг! Если он даст «добро», значит, так тому и быть.
– Так начальника ведь нет! – удивился я.
– Как нет? Ты видел, как он уходил в окно из своего кабинета? Мимо меня, по крайней мере, никто не проходил.
Он толкнул расположенную тут же дверь и заглянул внутрь.
– Заходи тихо, что – то не ладится у Георгия Григорьевича, невеселый он…
Георгий Григорьевич, колобкообразный, как и положено быть всем начальникам, с круглой лысой головой человек, сидел, окутанный каким – то едким сизым дымом, и выпученными глазами немигающе смотрел в стоявший на полке напротив телевизор, из которого и исходила вся эта вонь.
– Сгорел? – возбужденно кинулся клацать переключателем Кепочкин, совершенно забыв о моем присутствии.
– Сгорел, Ваня, сгорел… – глубоко вздохнул начальник и скорчил скорбную гримасу. – А ведь через час будут «Ментов» показывать… Что делать, Кепочкин, что будем делать, я спрашиваю?! – он вдруг закричал басом, багровея.
– Поедем домой посмотрим! – спокойно предложил тот.
– Домой нельзя, комиссия сегодня должна приехать… Вы, молодой человек, по какому делу? – кивнул он мне с видом смертельно уставшего человека. – Сегодня я не принимаю, придите завтра.
– Я мог бы попытаться починить телевизор, – решил я взять инициативу в свои руки.
– Да? – изучающе смерил меня взглядом шеф и прокричал: – Чего стоишь, Кепочкин? Давай сюда паяльник, олово и пастогой! – перепутал он с канифолью.
Я снял ящик с полки на стол и отворил заднюю крышку; как я и предполагал, высоковольтный трансформатор – строчник был весь в копоти и в одном месте на его пластмассовом корпусе прогорела дыра. Обычная беда черно – белых отечественных телевизоров.
За всеми моими манипуляциями Григорий Георгиевич наблюдал с благоговейным трепетом, словно за непонятными и загадочными пассами шамана.
– Нашел! – вихрем влетел в кабинет Кепочкин, держа в руках массивный паяльник, которым впору было паять самовары, а не нежную электронику.
– Есть у вас в станице магазин радиодеталей? – поинтересовался я, располагаясь на столе.
– Обижаешь, земляк! А что надо? – Георгий Григорьевич весь превратился в слух.
Я черкнул в своем блокноте название трансформатора и вырвал листок.
– Кепочкин, отдай это Скобе, пусть