Она подошла к своей воспитаннице, не обращая внимания ни на ошарашенную толпу, ни на исчезающие тела правителей, и просто села рядом с Жрицей.
– Простите меня. Меньше всего на свете я хотела, чтобы Вы увидели то, во что мы превратились. Я не справилась.
– И что, везде так?
– Да. Демониды воюют с ма’алаки’, якшасы воюют между собой, остальные воюют против всех. Все ненавидят друг друга.
– А я чуть не возненавидела вас. – Чёрное пламя почти исчезло из глаз Праматери, сменяясь серой дымкой. Её голос уже не излучал убийственный холод, теперь он казался сухим и безжизненным.
– Простите. Я не понимаю, как мы дошли до такого. – Больше всего на свете Жрица Искажений хотела исчезнуть и никогда больше не показываться на глаза прародительнице, чтобы скрыться от стыда за поведение химер.
В шатре нарастал шум. Постепенно оправляясь от первого шока и начиная вникать в происходящее, многие присутствующие шептались между собой. Кое-кто падал ниц, смиренно вымаливая прощение у Праматери, некоторые же гневно шипели на преклонившихся и озлобленно косились на сидевших бок о бок древнего демона и очень старую, но далеко не древнюю ба’астидку. Никто не решался применить силу в этой неразберихе, ведь все знали, что в месте, благословлённом даром Праматери, никто не сможет причинить другому вред. Кроме самой Праматери.
Матерь Искажений никак не реагировала на нарастающую суету вокруг. Игнорируя всех прочих, она обращалась исключительно к дряхлой Жрице:
– Как дошли? Видимо, те, кто хотел сделать выбор, сделали его. Решили, на что хотят потратить свои жизни. Всё просто, верно?
Если бы кто-то сказал Танэ’Ба’Сей, что настанет момент, когда она захочет увидеть Праматерь в гневе, то она сочла бы этого шутника лишившимся рассудка. Но прямо сейчас Танэ предпочла бы, чтобы гнев Праматери не утихал. Танэ молчала, она не в силах была заставить себя поднять глаза.
Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, Праматерь продолжила безразличную речь. Она как будто говорила сама с собой, её голос терялся в нарастающем шуме, и Жрице Искажений пришлось напрягать свой слух, чтобы разобрать слова Праматери, как и тем немногим химерам, которые преклонились перед «дьяволицей»:
– И почему я разозлилась?.. Мои дети всего лишь выбрали то, на что хотят потратить свои жизни, а я всего лишь решила, что меня это не устраивает. Просто выбор. Меня не устраивает то, что я увидела… Раз уж я разозлилась, то, выходит, я захотела быть связана с… Что тут у вас? Боретесь за власть над всем, до чего можете дотянуться? Или развлекаетесь тем, кто кому что должен? Или придумываете, кто более прав, чем вчера? Нет, совсем не то, на что я бы хотела потратить жизнь.
– Я тоже. И не только я. Но у тех из нас, кто пытается остановить это безумие, просто не хватает сил.
– Что ж, Танэ, раз ты думаешь, что всё дело в силе… – Голос Праматери изменился до неузнаваемости, наполнился чудовищной мощью и пронёсся по Тетису, затрагивая каждый уголок этого мира.