казалось, отрицал само его существование. И разве не это он заслужил за то, что подвел свой народ?
Во рту появился соленый привкус крови. Али опустил руку, борясь с непреодолимым желанием вытворить что-нибудь безрассудное и бесповоротное. Броситься обратно в Нил. Взобраться на эти высокие стены и сигануть с них. Что угодно, что позволит не чувствовать горя, разрывающего его на части.
Вместо этого он привалился к земле, закрыв лицо руками, и начал раскачиваться взад-вперед. Боже Милосердный, умоляю, помоги мне. Прошу Тебя, избавь меня от этого. Я не переживу. Это выше моих сил.
Миновали часы. Али не сходил с облюбованного места, сходя с ума от собственного горя все это время, казавшееся ему бесконечностью. Его голос затихал по мере того, как начинало саднить горло, слезы высохли, голова раскалывалась от обезвоживания. В своем отрешении он почти не замечал людей, снующих вокруг, но каждый раз, когда они приходили на молитву, он находил в себе силы подняться с земли. Только эта тонкая, хрупкая ниточка и удерживала его от полного безумия.
Когда наступила ночь, Али поднялся по лестнице, спиралью обвивающей минарет, чувствуя себя мятущимся зверем, какими, по рассказам, люди и представляли джиннов – незримым духом, что населяет руины и таится на кладбищах. Он выбрался на маленькую витиеватую крышу и наконец заснул, приютившись между древних камней под звездами.
Перед самым рассветом его разбудили шаги муэдзина, поднимающегося по ступенькам. Али застыл, не желая пугать мужчину, и тихо слушал, как призыв к фаджру волнами прокатывается по городу. С такой высоты Али мог наблюдать почти весь Каир: лабиринт светло-коричневых зданий, простиравшийся от гор на востоке до извилистого темного Нила на Западе. Он был больше, чем Дэвабад, и расползался вширь, так непохоже на его родной туманный остров, что, несмотря на эту ослепительную красоту, Али чувствовал себя очень маленьким и очень, очень тосковал по дому.
Так вот как чувствовала себя Нари? Али вспомнил ее в ночь перед тем, как все пошло катастрофически наперекосяк. Тоска в ее голосе контрастировала с праздничным шумом, когда они вдвоем сидели в больнице и говорили о Египте. В ночь, когда она коснулась его лица и умоляла найти свое счастье в жизни.
В ночь, когда Али с опозданием осознал, что его сердце и разум не могут прийти к компромиссу, когда дело касается его умной, красивой подруги. И хотя Али не был настолько эгоцентричен, чтобы считать, что его город понес наказание за зародившееся в нем запретное влечение, на поводу у которого он бы никогда не пошел, чувство вины не ослабевало.
Нельзя было бросать ее вот так у Якуба. Да, Али тогда сходил с ума от горя, но с его стороны вышло жестоко и эгоистично исчезнуть, не сказав ни слова. Нари и впрямь было бы лучше без него, но решение все равно оставалось за ней.
И он не станет отнимать у нее этот выбор.
Али потребовалось почти полдня, чтобы найти путь обратно. Несколько раз он сворачивал не на те улицы и успел испугаться, что заблудился окончательно. Но наконец он приметил