для любой другой демократии: она осудила и заключила в тюрьму собственных лидеров военного времени; ее парламент принял постановление об отсрочке выборов президента, а основной кандидат на этот пост снял свою кандидатуру; финское правительство призвало прессу прибегать к самоцензуре, чтобы ненароком не обидеть СССР. Другие демократии посчитали эти действия позорными. Но для Финляндии это было именно проявление гибкости мышления: она согласилась пожертвовать «священными» демократическими принципами в той мере, какая требовалась для сохранения политической независимости, «святейшего», если угодно, среди всех принципов. Процитирую биографию Маннергейма: финны преуспели в выборе «наименее ужасного из нескольких очень скверных вариантов».
История Финляндии показывает, как важно верить в базовые ценности, не подлежащие обсуждению (фактор № 11): речь о независимости и свободе от оккупации. Финны были готовы сражаться за эти ценности, хотя и рисковали массовой гибелью населения. К счастью для них, они выжили и сохранили независимость. Увы, универсального правильного ответа здесь нет и, наверное, быть не может. Поляки в 1939 году, югославы в 1941-м, венгры в 1956 году тоже отвергли, соответственно, немецкие (дважды) и советские требования и пытались отстоять независимость, но исход оказался не слишком удачным: все три страны подверглись оккупации и страдали под жестоким игом. Наоборот, Чехословакия в 1938 году, Эстония, Латвия и Литва в 1939-м и Япония в августе 1945 года приняли, соответственно, немецкий, советский и американский ультиматумы, посчитав текущую ситуацию безнадежной для себя в военном отношении. В ретроспективе можно предполагать, что положение Чехословакии и Эстонии не выглядело совсем безнадежным, но что было, то было.
Тем фактором, который первоначально мешал Финляндии, а затем способствовал преодолению кризиса, являлось отсутствие общенационального признания кризиса, постепенно переросшее в консенсус (фактор № 1). На протяжении 1930-х годов Финляндия в значительной степени игнорировала признаки надвигающегося кризиса в отношениях с СССР, а в 1939 году посчитала, что сталинский ультиматум отчасти представляет собой блеф. Но с 1944 года все сходились во мнении («линия Паасикиви – Кекконена»), что финскому правительству следует как можно чаще общаться с советскими политическими лидерами и научиться воспринимать мир с советской точки зрения.
К числу факторов, благоприятствующих урегулированию кризисов, но недоступных Финляндии, вследствие чего ей приходилось как-то компенсировать этот дефицит, относятся: поддержка со стороны союзников (фактор № 4), образцы для подражания (фактор № 5) и свобода от геополитических ограничений (фактор № 12). Ни одна из стран, обсуждаемых в этой книге, не пострадала от бездействия союзников сильнее, чем Финляндия: все ее традиционные и потенциальные друзья отказались предоставить ей существенную помощь, на которую она рассчитывала в Зимней войне. (Да, Швеция направила группу из 8000 добровольцев и приняла