хотелось что-нибудь на память.
– Конечно. На память о человеке, которого ты не можешь больше видеть.
– Я сказала это в сердцах.
Она говорила «в сэрдцах». В конце их брака она постоянно была в сэрдцах. Эд потер глаза и включил поворотник, собираясь съехать на прибрежную дорогу.
– Мне просто хотелось что-нибудь на память о том времени, когда мы любилли друг друга.
– Знаешь, когда ты в следующий раз соскучишься по мне, забери, к примеру, нашу фотографию в рамке, а не лимитированное издание плаката с Мао Цзедуном за четырнадцать тысяч фунтов.
Ее голос опустился до шепота, заполнил темные уголки машины, почти невыносимо интимный.
– Неужели тебе все равно, что мне больше не к кому обратиться? – печально мурлыкнула Лара.
У Эда рефлекторно поджались яйца. И она это знала.
Эд взглянул в зеркало заднего вида.
– Почему бы тебе не обратиться к Джиму Леонардсу?
– Что?
– Его жена мне звонила. Забавно, но она не в восторге.
– Это было всего один раз! Мы всего один раз появились на людях. И кому какое дело, с кем я встречаюсь!
Эд слышал, как она рычит от ярости. Он представил, как Лара вскидывает ручку с растопыренными ухоженными пальчиками, досадуя, что приходится уламывать «самого противного мужчину на свете».
– Ты меня бросил! Мне записаться в монахини?
– Это ты меня бросила, Лара. Двадцать седьмого мая на обратном пути из Парижа. Помнишь?
– Детали! Вечно ты извращаешь мои слова своими дурацкими деталями! Именно поэтому мне пришлось уйти от тебя!
– А я думал, потому что я люблю только собственную работу и не понимаю человеческих чувств.
– Я бросила тебя, потому что у тебя крошечный член. Крошечный, КРОШЕЧНЫЙ член! Как конфетка!
– Может, как креветка?
– КРЕВЕТКА. ЛАНГУСТ. Смотря что меньше. Крошечный!
– Тогда, полагаю, козявка. А ведь я простил тебе кражу ценного лимитированного издания плаката! Могла бы польстить мне «омаром». Впрочем, тебе виднее.
Лара выругалась по-итальянски и с грохотом бросила трубку. Эд проехал несколько миль, которые после начисто стерлись из его памяти. Затем вздохнул, включил радио и сосредоточился на черной дороге впереди, которая казалась бесконечной.
Джемма позвонила, когда он сворачивал на прибрежную дорогу. Ее имя высветилось на гарнитуре, и Эд, не подумав, ответил. Похоже, его телефон звонит, только чтобы кто-нибудь на него наорал.
– Можешь не говорить. Ты очень занят.
– Я за рулем.
– И у тебя есть гарнитура. Мама спрашивает, приедешь ли ты на праздничный обед.
– Какой еще праздничный обед?
– Ну хватит, Эд. Я тебе говорила несколько месяцев назад.
– Извини. У меня нет под рукой ежедневника.
Он услышал, как она глубоко вдохнула.
– Папу должны выписать в следующий вторник. И мама готовит для него специальный домашний обед. Она хочет, чтобы мы присутствовали. Ты сказал, что сможешь приехать.
– А! Да.
– Что «да»? Да,