Какой смысл Николову отрицать очевидный факт, ничем, казалось бы, ему не грозящий?
– Больше ни о чем его не спрашивали, – заканчивает Валя. – Приняли заявление насчет паспорта, и все.
– Это правильно, – кивает Кузьмич и добавляет. – Ну, теперь насчет второго дела доложи, насчет всех этих странствующих и путешествующих граждан из четырех городов.
– Слушаюсь.
Валя развязывает тонкую папку, которую все это время держал на коленях, и вынимает оттуда уже известную мне таблицу. Я сразу замечаю, что в ней появилась еще одна графа, почти вся уже заполненная.
– Значит, так, – говорит Валя, поглядывая в таблицу. – Установили, кто куда уехал. Дело это оказалось нетрудное.
– Вот так-то, – басит со своего места Петя Шухмин. – А то сразу: «исчезли». Не в джунглях небось живем.
Валя пропускает его замечание мимо ушей и ровным голосом продолжает:
– Данные получены следующие. Леонид Васильевич Палатов из Ростова отправился в Свердловск, в командировку.
– Ты сразу и место работы их напоминай, – говорит Кузьмич.
– Слушаюсь. Палатов – заместитель начальника ОКСа ростовского завода. Теперь дальше. Галина Остаповна Кочерга, продавец комиссионного магазина в Одессе, взяла неделю отпуска за свой счет и уехала к заболевшей матери в Краснодар. Между прочим, предъявила телеграмму с вызовом. Орест Антонович Сокольский, директор торга в Ленинграде, тоже выехал в командировку, в Харьков. Наконец, Олег Иванович Клячко, врач из Куйбышева, выехал в Астрахань по самому прискорбному поводу – хоронить отца.
И тут я неожиданно вспоминаю, наконец, эту фамилию. По паспорту этого человека жил на вокзале в комнате для транзитных пассажиров Мушанский! Ну конечно же! Сейчас, правда, это особого значения не имеет. Но я все же испытываю облегчение.
– А насчет Пунежа, Федор Кузьмич, ничего сказать нельзя, – заканчивает между тем Валя. – Там абонент Николова пока не установлен.
Теперь, однако, все это не имеет значения, раз Николов нашелся. Теперь надо браться за него самого. И конец делу.
Кузьмич неопределенно хмыкает и переводит взгляд на Игоря.
– Ну а ты, Откаленко, что скажешь?
– Согласен с Лосевым, – хмурясь, говорит он и добавляет: – Ему надо самому ехать в Пензу.
– Да, ехать надо, – соглашается Кузьмич и, помолчав, неожиданно говорит: – А теперь, Лосев, скажи нам, что это за гражданин Пирожков, и почему он так рвался со мной поговорить.
Я невольно бросаю взгляд на Петю Шухмина. Он отводит глаза.
А я рассказываю о Пирожкове, все рассказываю, в том числе и о том, как Петя с ним обошелся, и что тот собрался жаловаться на него Кузьмичу. Рассказываю я все это горячо и даже, наверное, запальчиво, резко. Потому что мне жалко Пирожкова, я к этому толстяку проникся даже некоторой симпатией. Я вижу, как все больше мрачнеет Кузьмич, как настораживаются ребята, и от этого горячусь еще больше.
Когда я наконец умолкаю, Кузьмич сухо произносит:
– Дело не в том, хороший этот Пирожков или на очень хороший,