в эту минуту Джудит хотелось рассказать этому человеку все, что ей было известно. – Дядя Текел говорит, что он мне почти как папа, хотя никакой он мне не папа, а просто мамин брат, и я никогда не сидела у него на коленях. Да мне никогда и не захотелось бы, даже если бы и было можно…
Папа Киркелди с трудом понимал, о чем идет речь, зато его дочь не испытывала в этом плане никаких затруднений. Кроме того, ее одолевало страшное любопытство.
– А почему же нельзя? – не выдержала она.
– Потому что у дяди Текела сломаны обе ноги, – пояснила Джудит.
Фрэнсис Кэтрин так и ахнула.
– Папа, разве это не достойно сожаления?
Отец тяжело вздохнул. Нить разговора явно ускользала от него.
– Да, несомненно, – кивнул он. – Но, Джудит, если твоя мать находится сейчас в гостях у дяди Текела, каким образом ты оказалась здесь?
– Я приехала сюда с маминой сестрой, – ответила Джудит. – Раньше я постоянно жила с тетей Милисентой и дядей Гербертом, но теперь мама мне этого не разрешает.
– А почему? – не унималась Фрэнсис Кэтрин.
– А потому, что однажды мама услышала, как я назвала дядю Герберта папой. Она так разозлилась при этом, что даже дала мне подзатыльник. А потом дядя Текел сказал, что следующие полгода я должна буду жить с ним и с мамой, чтобы я не забывала, кому принадлежу, а тете Милисенте и дяде Герберту придется обойтись без меня. Так сказал дядя Текел. Мама не хотела, чтобы я оставалась с ними даже на полгода, но Текел тогда еще не начал пить после ужина, и поэтому она знала, что все сказанное им он запомнит. Он всегда все помнит, когда не пьян. И мама опять ужасно разозлилась.
– Твоя мама разозлилась так, потому что пожалела тетю Милисенту, полагая, что та будет скучать по тебе эти полгода? – спросила Фрэнсис Кэтрин.
– Нет, – почти шепотом произнесла Джудит. – Просто мама называет меня своей обузой.
– Тогда почему же она не хочет, чтобы ты от нее уезжала?
– Она не любит дядю Герберта, – пояснила Джудит. – И поэтому все делает ему назло.
– А почему она его не любит? – продолжала допытываться Фрэнсис Кэтрин.
– Потому что он потомок проклятых шотландцев, – простодушно ответила Джудит, повторив то, что не раз слышала от матери. – Мама говорит, что я не должна даже разговаривать с проклятыми шотландцами.
– Папа, я – проклятая шотландка? – изумилась Фрэнсис Кэтрин.
– Нет, дочка, ты не проклятая шотландка, – ответил отец с какой-то грустью в голосе.
– А я? – встревожилась Джудит.
– Ты – англичанка, девочка, – терпеливо объяснил он ей.
– Проклятая англичанка?
В глазах Киркелди заметались искры отчаяния.
– Никто не проклятый! – воскликнул он и хотел было прибавить что-то еще, как вдруг его могучий живот потряс взрыв хохота. – Знаете что, мои сладенькие? В вашем присутствии мне лучше не говорить ничего такого, что вы могли бы потом повторять к месту и не к месту.
– Почему, папа? – искренне удивилась Фрэнсис Кэтрин.
– Тебе трудно