так вы тоже наши родственники… Ну и ну, семейка… Где нас только нету… Вот уж дядюшка расстарался, всех созвал. Значит, попируем вечером!
И, не дожидаясь ответа ошарашенных дам, простучал башмаками в глубь коридора. Лакеи, замершие по обе стороны настежь распахнутых дверей, тоже не могли прийти в себя от наглости юного принца.
– Ах, как весел его высочество! Как он решителен! – прошелестела Иоганна.
Фике промолчала – она в который уже раз убедилась, что ее мать, такая властная с прислугой, становится тишайшим, робким и зависимым существом в присутствии богатых родственников. Сейчас преображение было тем более заметно – ведь от момента нотаций в карете до мига, когда принц Карл, хохоча, унесся по коридору, прошло всего несколько секунд.
Только сейчас девочка смогла оглянуться. Только сейчас она заметила, что вымощенный камнем двор продолжается в глубь парка дюжиной дорожек, по краям которых цветут, несмотря на осень, яркие цветы; что дорогу к резиденции принца преграждает шлагбаум, рядом с которым так уместно смотрится будка с часовым; что барабанщики церемониального войска, все, как один, суровые усачи, выстроились в две шеренги у стены замка под навесом.
– Наконец почести, дочь моя, да, заметь, немалые, – прошептала Иоганна.
«Должно быть, прием ожидается нешуточный… Церемониальный караул… Выходит, я ошибалась. Не Фике, а мне еще улыбнется удача!»
Сейчас, как, впрочем, и всегда, Иоганна думала лишь о себе. О своем комфорте, своем будущем и своих желаниях. Ни старшая из детей, София Августа, ни младшие не интересовали ветреную даму. Ей, ей одной, она была убеждена в этом, должен служить весь мир, перед ней одной преклонять колени… Некоторое время она еще будет пребывать в этом убеждении. И притом достаточно долго. Ибо вырастила, о нет, обрела в дочери своевольную и наблюдательную соперницу. Фике еще не догадывалась, что час ее торжества грядет. До этого оставалось еще долгих пять лет.
Щебечущая от возбуждения Иоганна торопилась вслед за церемонно вышагивающим лакеем в напудренном парике. Она не оглядывалась, не смотрела, следует ли за ней дочь, – более того, она, похоже, о ней просто забыла, предвкушая миг, когда припадет к руке епископа.
Эйтин поражал великолепием. Поражал более всего тех, кто не видел дворцов богаче, уютнее и благоустроеннее. А Фике была отнюдь не разбалована ни роскошью, ни даже простым уютом.
Старинные гобелены, повествовавшие о неведомых охотах уважаемых предков нынешнего владельца замка, чуть покачивались от сквозняков, вольно гулявших меж древних стен. Цветы в высоких вазах трепетали, огонь в светильниках клонился, словно пытаясь сопротивляться ветерку, чувствующему себя хозяином положения.
Свора борзых, оккупировавшая большую гостиную, жалась к разожженному камину. Собаки лишь проводили взглядами новых гостий, но не попытались даже привстать или залаять.
Тяжелые темные двери распахнулись, пропустив Иоган ну и Фике в отведенные им покои. Здесь было чуть теплее, чем в замковом коридоре: веселый огонь в камине, плотно задернутые