учете, не являлись в суд. Ваши дети будут переданы на попечение государства.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ей было все равно. Мужчина посмотрел на нее.
– Ну так че, пускать? – спросил он.
– Забирайте, – сказала она и, развернувшись, пошла назад в комнату.
– Мама! – пронзительно закричал пятилетний Вова и рванулся следом за матерью в комнату. Женщины в белых халатах прошли в квартиру вместе с милиционером. А Снежана бросилась к окну, мигом взлетев на высокий подоконник и, высунувшись из окна, закричала во двор:
– Лешка, там Вову с Колей забирают в детдом! Беги скорее!
Семилетний мальчик обернулся, подняв голову к окнам, и, бросив длинную ветку, побежал к подъезду, но ботинки были слишком большими и соскакивали с его мокрых, босых ног. В конце концов, он плюнул и, бросив их на асфальте, босиком вбежал в подъезд. Дети пересеклись уже у дверей его квартиры. Оттуда доносились истошные вопли Владимира.
Вбежав в квартиру, Алексей со Снежаной увидели, как тот, вцепившись в ногу матери, заливаясь слезами, в соплях, вопит. И две женщины с милиционером не могут оторвать его от матери. А та просто стоит, держась за ручку кухонной двери, и победно улыбается пьяной улыбкой. У окна стоял их отчим и что-то курил, наполняя маленькую кухню табачным дымом. Семилетний Алексей тоже бросился к матери, обняв ее за талию.
– Не отдавай нас! – кричали они, пока мать пыталась вяло отпихивать их от себя. Из комнаты вышла третья женщина с ребенком на руках. Тот тоже плакал, но больше жалобно, от голода, и выглядел вовсе не как полугодовалый карапуз, а как заморенный звереныш.
Вой Владимира перешел в глухой рык. Дети утроили усилия. Наконец, его удалось оторвать от ноги. Милиционер оттащил среднего брата от шатающейся матери. Казалось, что она сейчас упадет.
– Мама, – слезный голос Алексея сорвался на крик. Женщина, удержав равновесие, оттолкнула сына, и семилетний мальчик, не ждавший толчка со стороны матери, полетел на пол, поскользнувшись босыми ногами, и упал на спину, ударившись затылком.
– Так нельзя, – подбежала к нему одна из соцработников, помогая ребенку встать. Но мать мальчиков посмотрела на нее, словно на пустое место. Алексей встал и посмотрел на нее. В его глазах было столько детской обиды, непролитых слез, несбывшихся ожиданий, что нижняя губа мальчика задрожала.
– Что, нюни решил распустить?! – гаркнула на него мать, и у Снежаны сердце сжалось от боли. Как эта женщина, даже пьяная, могла так хладнокровно реагировать на крики мольбы о помощи своих детей. Она вырвалась из сдерживающих рук к Алексею, обняла его. Соцработник не мешала. Николая уже вынесли из квартиры. Милиционер с еще одним соцработником унесли, держа за руки и за ноги, отчаянно брыкающегося Владимира. У Снежаны не нашлось, что сказать, утешить товарища по играм. В горле ком застрял. От сострадания, беспомощности, она стащила с собственной шеи серебряный крестик и надела ему.
– Я люблю тебя, – она обняла мальчика, плача вместе с ним.
Алексей