до него. Она не была уверена, что то, что серый Воитель назвал «Поцелуем демона», – это сосуд, висящий у нее на шее, но одно назойливое воспоминание, на котором она никак не могла сосредоточиться, говорило ей, что так оно и есть.
Кара сглотнула и попыталась ответить себе на вопрос, обладает ли она магией? Ей неведомо, что такое магия, так откуда же ей знать, есть ли она у нее?
А как же тогда объяснить, почему флакон разогревается?
Вполне вероятно, что сосуд волшебный. Она была еще совсем маленькой, когда родителей убили, но никогда не слышала, чтобы мама с папой говорили о магии. Такое она бы запомнила.
И все-таки… было что-то в вопросе Лукана, побудившее ее вспомнить покалывание в пальцах и ростки травы в темнице, которых не было до того, как она положила ладони на землю.
Этого было достаточно, чтобы заставить ее задуматься.
– А что такого особенного в крови твоей матери? – полюбопытствовал Лукан.
Она пожала плечами, прерывая поток своих мыслей.
– Если бы я знала.
Глаза его сузились, когда он откинулся назад и сложил руки на широкой груди.
– Расскажи мне о своих родителях, Кара. Где они?
– Умерли. – Она отпустила флакон, и тот с мягким стуком коснулся ее груди.
– Они были из Макклуров?
Кара заколебалась. Она никому никогда не признавалась, что помнит свою фамилию, но ведь Лукан был откровенен с ней.
– Нет. Фамилия моих родителей – Синклеры. Монашки нашли меня скитающейся по лесу и привели в монастырь. Там я и выросла.
Лукан пошевелился и повернулся к ней на кровати. Он заправил прядь волос ей за ухо, потом положил руки ей на плечи.
– Я никому не дам тебя в обиду, Кара. Клянусь тебе. Но мне надо знать о твоих родителях и сосуде. Чем больше я буду знать, тем надежнее смогу защитить тебя.
– Я понимаю. – И она действительно верила Лукану, но мысль о том, чтобы открыть правду о смерти родителей, заставляла ее дрожать от страха. Она обхватила себя руками и попыталась успокоиться.
– Это всего лишь воспоминания, Кара. Они не могут причинить тебе боли.
Она сглотнула и заглянула в сине-зеленые глаза Лукана. В них было столько тепла и сочувствия. Он поделился с ней своей историей. Меньшее, что она может сделать, это поведать ему свою.
– Мне было всего пять лет. Я помню, что всегда была счастлива, моя мама часто смеялась. Я уже не помню ее лица или папиного, но помню смех. И ее улыбку.
Лукан подбадривающе кивнул.
– Как-то раз папа опаздывал к ужину. Мама нервничала, ходила взад-вперед по комнате и заламывала руки. Я поняла: что-то стряслось.
– Ты не помнишь, к какому клану вы принадлежали? – Ладони Лукана начали потирать ее руки, скользя вверх-вниз, согревая.
Она покачала головой.
– Ну, не важно. Продолжай.
– Когда папа вернулся, он был весь вспотевший и тяжело дышал. В руке у него был меч, с которого капала кровь. – Помнится, она смотрела, как кровь стекает с клинка и собирается в лужицу на полу. Она была такой яркой, такой густой. – Папа был напуган. Мама расплакалась, и они оба повернулись и посмотрели на меня.
Кара