имперский патриотизм. Кремль может быть доволен программой НТВ. Но ведь всё происходило также, когда выстраивалась советская пропаганда. И в одночасье (в исторической перспективе, конечно) эта ложь рухнула, похоронив под собой Империю зла.
Последнее слово Егора Жукова (я без всякой меры рад, что он на этот раз отпущен из околотка с условным наказанием), показалось мне исповедальной по интонации речью, с ясным лейтмотивом, уложенным в двух словах – любовь и ответственность. Потом я посмотрел 50-ти минутное интервью с Егором на «Дожде». Потом с корреспондентом зашёл к нему домой – увидел маму, папу, бабушку.
20-летний с небольшим Егор живёт с родителями. Он показался мне чистым, искренним и, увы, инфантильным. Ему предстоит разобраться, как сочетать журнализм и политику (кстати, Черчиллю и его биографу, нынешнему премьер-министру Джонсону это удалось). Егор в условиях России выглядит замечательным исключением – он не пьёт, не курит, и похоже, трепетно относится к женщинам (английские стандарты, даже в рамках двух икон – исторической и нынешней, для начинающего политика прямо противоположны). Инфантильным, потому что он, готовый к самопожертвованию ради своей родины, вряд ли принял замечание философа Карла Поппера: «Существует возможность не только зла, но также “радикального зла “ – термин был введён Кантом. ’Радикальное зло“ есть совершение с человеком такого, что даже самые сильные, лучшие люди оказываются сломлены духом». И речь тут даже не об угрозах со стороны Режима, и не о радикальной неустойчивости человека перед соблазнами. Речь тут об «укоренённой в человеке наклонности разрешать противоречия долга и чувственной природы человека в пользу последней» (Кант).
Егору предстоит созреть и распрощаться с романтическим инфантилизмом, прежде чем кидаться в борьбу. В этом контексте полезно взглянуть на опыт вундеркинда, философа Теодора Адорно, который руководил и институтом социальных исследований, и был лидером Немецкого социологического общества. Конечно, Егор знаком с книгами Адорно и других членов Франкфуртской школы. Но как он объясняет, что Адорно не принял студенческое движение 68-69-гг.? И почему он писал о непродуктивности молодёжного протеста, «законных требованиях и сомнительных средствах студенчества». И вошёл в конфликт со студентами. И вызывал полицию в аудиторию. А когда студенты сорвали его курс (трое студенток обнажили перед ним грудь и осыпали его лепестками), он отменил лекции и уехал в Швейцарию. Да, похоже, огорчённый, там и скончался от инфаркта в свои 65? Готов ли Егор к такого рода испытаниям на сегодняшний день? Сомневаюсь. Впрочем, речь о далёкой перспективе. А на сегодняшний день в этом контексте скажу яснее: мне жаль Егора. Ведь быть бунтарём в России – это совсем не то, что на Западе.
Ну, и наконец, последнее. Замечу к слову, что дедушка жены Адорно был учителем фехтования. Звоню герою моей книги «Моцарт фехтования». Спрашиваю – глядел НТВ о том, что российского потребителя Запад обманывает с его хвалёными