жил тогда, сразу после войны, кто по самые уши нахлебался того горя, тех, казалось бы, неразрешимых проблем, трудностей.
Барак – это не слово, не только жилище, не самое лучшее в нашем, современном понимании.
Барак – это образ жизни, это начало её в полном смысле для Марины и Сергея, а также для многих других, кому довелось пожить там.
Вера
Лампочка под потолком то моргала, то вовсе гасла. Из кухни раздавался отборный мат тётки Шурки, которая в полутьме пыталась что-то готовить. По коридору, как всегда, носились мальчишки, проблемы родителей их совершенно не интересовали. Они играли в казаки-разбойники и разыскивали девчонок, чтобы «победить» их. Наконец свет погас совсем, и мат Шурки достиг наивысшей громкости и смысла. «Ну зачем так кричать», – попробовала урезонить соседку Соня из пятой квартиры. Но пытаться остановить Шурку в такой момент – всё равно что останавливать паровоз на полном ходу. «Заткнись, а то и тебе достанется», – орала уж совсем распоясавшаяся Шурка. Униженная и обиженная, кстати, в который уже раз, Соня со слезами на глазах пошла в свою комнату: «А при чём тут я? Вот грубиянка. И ходит же такая по земле. Чтоб тебя перекосило».
Услышавшая последние слова Шурка взбеленилась, как бочка с бензином от спички: «Ещё раз зайди на кухню, и посмотрим, кого перекосит!»
Лампочка под потолком вдруг сверкнула и загорелась ровным, без мигания светом. Вечерело, в барак потихоньку возвращались с работы жильцы. Усталые мужики, как всегда, выходили на лавочку покурить, поделиться новостями, обсудить проблемы, а если получится, и желательно пропустить сто граммов водочки или уважаемого тогда портвейна, конечно, втайне от жён. Женщины все, как одна, собрались на кухне. Им некогда курить и сидеть на лавочке. Нужно готовить ужин, кормить мужиков, детей – у кого они есть… Но женские языки совершенно свободны, и поэтому на кухне идут свои разборки.
Не приходит на кухню в это время только Вера из десятой. Ей некого кормить, и смотреть на все эти хлопоты женщин она не может. До сорок третьего у неё была семья: муж Женя – красавец, весельчак и баянист, на которого с интересом и завистью поглядывали соседские бабы, дети Костик и Дуняша. Были живы и родители Веры. В мае сорок третьего, когда она была на работе, а работала она на заводе по двенадцать часов в сутки, во время бомбёжки снаряд прямым попаданием уничтожил дом Веры и всех, кто был там. А были там её папа, мама и двое детей. В одну секунду их не стало, даже хоронить нечего было. Когда Вера решилась подойти к тому месту, где стоял её дом, от всего ужаса увиденного она потеряла сознание и очнулась в госпитале только через неделю. Медики уже и не надеялись, что она придёт в себя.
Она выжила, но это уже была не та Вера. Теперь она жила и работала на заводе. Ночевала где придётся, то в каморке вахтёров, то в клубе, где таких, как она, было много. Больше всего Вера боялась получить письмо от Жени. На письмо надо отвечать, но как ему сказать про всё это. Но вместо письма через месяц ей пришла