больно ударилась об угол. Засучила ногами, пытаясь подняться. Кровь из носа струйкой быстро бежала по подбородку и шее. Глаза – изумлённые и полные ужаса и слёз.
А у Григория будто что-то отпустило внутри. Он спокойно взял бутылку и выпил остатки из горлышка. И коньяк так же, струйками, тёк у него по подбородку и кадыкастой шее.
– Я вспомнил, – вдруг сказал он совершенно трезво. – Когда у Заречного умерли родители – все братья ему свою долю отписали. Чтоб доучить. Он доучился. И почти всех в город перетащил. А кто не поехал – помогать стал. Да у нас вся деревня такая! Ни одной паскуды не было! Если только пришлый, со стороны… – Посмотрел на жену. – Чего развалилась?! Платье хоть одёрни, заголилась вся! За пятьдесят уже, а всё, как проститутка, наряжается! И всё «деньги, деньги»!.. Когда ж нажрётесь до отвала?..
Примирились они, конечно. Не сразу, но помирились. И кровь, и слёзы утёрли. И в деревню свою он через некоторое время съездил. Выкупил у Серёжки полностью домик матушки. Положил перед Наткой с Серёжкой газетный сверток с деньгами.
– Это… – Слюна в горле стояла комком. – Вы… эт самое… сами поделите… Как хотите…
– Сколько здесь? – голос у сестры был, как всегда, спокоен.
– Двести тысяч.
– Куда столько? Ты же говорил: больше тридцати не дают.
– Это сейчас не дают! – занервничал Гришка. – А потом дорожать будет! Дорогу через вас пускают. А зачем вам «потом»? У меня сейчас есть!
– Всё равно много. На всю жизнь хватит…
– Во! А я что говорю?!
Наталия неуверенно посмотрела на младшенького.
А Гришка вдруг перестал горячиться.
– Братишка… Сестрёнка… Я вас очень прошу – возьмите!
Наталия перевела на него взгляд.
– А чего, Гриш, возьмём!.. Возьмём же, Серёжка? Возьмём, братишка, не расстраивайся ты так, возьмём… Ты с ночёвкой?
– Ага, – неожиданно для себя ответил Григорий. – Водилу бы где притулить…
– Я его к себе в дом сведу, а здесь посидим…
– Посидим, посидим… – Лида уже накрывала стол.
И Серёжка почему-то застенчиво улыбался.
…Григорий переписал домик на жену: пусть сама спекулирует. И начисто вычеркнул всё это из памяти и сердца.
И лишь когда встречался в управлении с Сашкой Заречным, то старался делать вид, что не увидал того, не заметил. Чтоб не здороваться.
То ли неприятно было.
То ли стыдно отчего-то.
Разговор с редактором
– Пойдёмте-ка, батенька, в курилку. А то с этими законами и штрафануть могут. Там поговорим. А я вас потом чаем угощу.
Редактор – маленький, лысоватый очкарик пенсионного возраста – отыскал в столе Юркину рукопись, схватил с подоконника сигареты и быстро направился к выходу.
– Идёмте, идёмте!
И пока шли по коридору, он всё время оборачивался к Юрию и жаловался: – Это что ж за беспредел такой творится?! Вся редакция курящая – нет! Как в гетто сгоняют! И попробуй только в кабинете закурить – ни надбавки, ни премии не увидишь!